Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Корней уже склонялся к тому, чтобы продолжать путь на собаках. Ведь еще неделя-другая, и снег «поплывет».
На восьмые сутки, ближе к полудню, над бухтой пророкотала оранжевая «Аннушка». Покачав спаренными крыльями, она пролетела на запад.
– Сначала в Ванкарем, к соседу, после к нам, – пояснил ободрившийся Роман.
Бухта Лаврентия. Охота на китов
– Борис Орлов, – представился широкоплечий, среднего роста мужчина в кожанке. Черты его лица были настолько резкими, что казались вырубленными из камня. Крепкое пожатие жесткой руки выдавало в нем сильного, мастерового человека.
– Судя по собакам, вы издалека, – сказал он, обращаясь к Корнею. – Если не ошибаюсь, индигирские.
– Верно. Собаки индигирские, а сам я с Алдана.
– С Алдана, говоришь? И какими судьбами? – с сомнением переспросил, пропуская между пальцев длинный ус, Орлов.
– Не верите? – Корней достал из висевшего на груди кожаного мешочка справку от Шорникова.
Орлов внимательно прочитал. Взгляд потеплел:
– Другое дело! Сами понимаете, граница, а обличье у вас, прямо скажем, разбойничье.
– Товарищи, кофе остывает! – Роман гостеприимным жестом указал на дымящиеся кружки и стопку галет.
– Погоди, Рома, пока ветра нет, погрузимся. Шкурки пересчитывать не буду. Верю… Давай акт, подпишу… Да, фляги со спиртом привез. Еще от брата тебе посылочка.
– Борис, я тут взял на себя смелость предложить Корнею Елисеевичу до Лаврентия с тобой лететь. Он на одной ноге уже большой путь прошел. Хочется, чтобы на Чукотку еще и сверху посмотрел. Возьмешь?
– Вот тебе на! Из такой дали на протезе!? Теперь понятно, почему даже Шорников за вас просит. Конечно, возьму.
– У меня еще собаки, – заволновался Корней.
– А сколько их?
– Семь.
– Ладно, ужмемся. Кстати, на них пушнину и шкуры ксамолету и перевезем, а сюда спирт. Пусть отрабатывают перелет, – засмеялся Орлов и, раскрыв портсигар из китового уса, предложил:
– Закуривайте, «Казбек».
Роман вынул одну, Корней отказался.
– Елисеич у нас некурящий и непьющий, – пояснил Роман.
– Дело хозяйское, – обронил Борис, но, затянувшись, невольно выпустил дым в сторону.
Корней, получив расчет за медвежью шкуру, приобрел суконную куртку, штаны и кое-что из продуктов, включая махорку для чукчей. На это ушла половина суммы. Оставшиеся деньги отложил на жизнь.
Труженица «Аннушка» надсадно взревела и, набирая скорость, понеслась по льду, оставляя позади клубящийся шлейф снега. Перед грядой торосов взмыла, и земля стала быстро удаляться.
Корней прилип к иллюминатору. Под ним белая пустыня с оледенелыми змейками речушек и мраморными пятнами озер. По этой слепящей белизне ползла серая тень от самолета, похожая на крест.
Справа заснеженные хребты, затейливо изрезанные ущельями. По их склонам метались искорки красного, синего, зеленого, желтого света: казалось, кто-то пересыпает драгоценные камни.
Слева – обширные ледяные поля, гладь которых нарушали вздыбленные торосы – результат столкновения льдин.
Над всем этим сияли неестественно большой диск солнца и огромная полупрозрачная луна. Странно было видеть их на одном уровне с самолетом. На гранях торосов солнечный свет тоже дробился и сиял мириадами алмазов. Внезапно все погасло – это облако закрыло солнце, и торосы приобрели обычный зеленовато-белый цвет.
Ритмичный рокот двигателя невольно напомнил Корнею Чванова, Светлану, золоторудное гнездо, изгнание из общины, проклятие отца, лагерь, разлад с Дарьей… Давно это было, а кажется, будто вчера…
– Корней Елисеевич, поглядите, какая красивая лагуна. Название, правда, язык сломаешь – Нешкенкильхын, – прокричал Орлов, указывая на залив, покрытый льдом, словно блестящей чешуей, и отделенный от моря широкой полосой торосов. Это были даже не торосы, а целые архипелаги из нагнанных ураганными ветрами льдин.
– А вон те темные пятна – это кто? Тюлени или моржи?
– Ни то и ни другое. Это камни вперемешку с землей. Когда ледник сползает, он тащит с собой все подряд. Возможно, скопление подобных «земляных» айсбергов и приняли за землю Санникова. Слыхали про такую? – перекрикивая грохот двигателя, спросил Орлов.
– Не слыхал. В российском атласе такой не попадалось.
– Так ее и нет ни на каких картах. Эту землю так и не нашли… Смотрите, смотрите! – это мыс Сердце-Камень. На нем родилась моя мама.
Самолет вдруг словно провалился в пропасть. У Корнея внутри все сжалось, к горлу подкатила тошнота. Орлов заметил это:
– Воздушная яма. Еще не одна будет. – И протянул Корнею бумажный пакет. – На всякий случай.
Чем ближе Тихий океан, тем меньше снега. Вот сквозь дымку показался Берингов пролив с черными разводьями открытой воды. Сверху льдины напоминали клочки белой ткани, разбросанные на черном бархате. Аляска, к сожалению, была скрыта туманом. Видны были лишь острова посреди пролива.
– Вон тот – остров Ратманова, он же – Большой Диомид. Это самая восточная точка России. На нем наша погранзастава. В четырех километрах