Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пятнистый древолаз — это маленькая, длиной около трех сантиметров, лягушка с черной в желтую полоску кожей. Из яда одной лягушки колумбийские индейцы получают пятьдесят стрел, каждая из которых при попадании в цель менее чем через минуту способна полностью парализовать леопарда, рысь и других крупных животных.
Специальная исследовательская экспедиция Гарвардского университета с помощью местных индейцев отловила в колумбийских джунглях 2450 лягушек. Из их кожи в последующем в лабораторных условиях было выделено около одной трети миллиграмма батрахотоксина. Такого количества яда достаточно, чтобы отравить сто двадцать тысяч стрел, каждая из которых может убить крупное животное или человека.
Смерть наступает от нервно-мышечного паралича, однако ведь быстрая смерть — она не всегда нужна.
Более того, иной раз — вовсе не нужна!
После долгих исследований американским прогрессивным ученым стало известно, что по структуре молекула батрахотоксина близка к структуре стероидных гормонов.
Выяснилось, что яд обладает двойным действием на нервную систему: прерывает передачу нервного импульса в мышцах и вызывает перебои сердца.
В группе небелковых ядов батрахотоксину конкурентов нет, по биологической активности он более чем в тридцать раз эффективнее яда гремучей змеи.
Осталось только пролонгировать его действие — так, чтобы отравленный умер не мгновенно, но несколько позднее… Это удалось сделать, изменив структуру нескольких молекул — так, что свои патогенные и танатогенные свойства яд стал приобретать только под действием соляной кислоты — входящей в состав желудочного сока человека…
По сути, получилось подобие бинарного химического оружия… Желудочный сок, в нормальных количествах, разумеется, организму не вредит, полученное вещество — тоже! Но вот их смесь…
Плюсом было то, что Берии удалось вывести значительное количество яда из поступившего к нему в ЖКТ, вдобавок — у Лаврентия Павловича была по жизни пониженная секреция желудочного сока.
Минусом было то, что он получил вместе с чаем одну тысячу шестьсот летальных доз.
И теперь в его организме начинали незримо тикать невидимые и неслышимые биологические часы, отсчитывая время до остановки его пламенного сердца…
Там же, чуть позже…
— М-да, а надо бы этого мальчика…
— Разъяснить? — с готовностью вскинулся Заспанов и тут же погас. — Извините, я не имею права вас оставить… даже на минуту!
— Даю слово, что за тобою не пойду! — честно глядя ему в глаза, пообещал товарищ Берия.
— И по лестнице не пойдете? — недоверчиво переспросил его Заспанов.
— Слово коммуниста!
Заспанов посмотрел на круто уходящую вверх лестницу — нормально! Вряд ли товарищ Павлов мог летать…
После чего Заспанов стыдливо, меленько перекрестился и, как-то вдруг изменившись лицом, которое приобрело совсем уже нездешнее выражение, неслышно ПОТЁК вверх по гулким железным ступенькам, которые даже и не звякнули под его ногой…
…Как тигр, метался Лаврентий Павлович под лестницей. Только что хвостом себя по полосатым бокам не бил… Несколько раз подпрыгнул, но нет! До площадки ему не допрыгнуть![106]Высоко… эх, что бы под ноги подмостить…
— Здравствуйте, Лаврентий Павлович… Вы меня не узнали? Я Маша… — раздался за его плечом робкий девичий голосок.
— Какая Маша?
— Распутина я, Маша… из Коренева… Вы меня еще у Гаспарянов отбили…
— А, помню. Ты, Маша, вот что — давай иди отсюда, а?
— Как же это я пойду? — удивилась Маша. — Я вас третий день ищу. Всё хожу, хожу, ищу, ищу… вот, нашла.
— Зачем?!
— А вы используйте меня… как-нибудь, а? Я хорошая… — доверчиво произнесла девушка.
У Берии зажглись глаза нехорошим жёлтым маниакальным цветом…
— Исползоват?[107]Это можно. Встань лицом к стене. Нагнись. Упрись руками, поудобнее…
— Погодите, дяденька, можно, я хотя бы колготки сниму? — жалобно спросила Маша.
— Зачем?
И бедная, бедная Маша почувствовала, как ей на спину опустилась чужая ступня…
— И-ех!
Товарищ Берия был честный человек. И не стал подниматься по лестнице, как и обещал Заспанову — а просто залез на спину девушки и оттуда запрыгнул на площадку…
Там же, в эти минуты…
Михаил Владимирович с удовольствием вытянул свои длинные ноги футболиста… игрывал он когда-то в прошлом за «Черноморец».
Сегодня он сделал единственный, маленький — но такой огромный! шаг к исполнению своей мечты.
Михаил Владимирович жаждал власти! Власти полной, всеобъемлющей, абсолютной!!
Когда-то, будучи в загранкомандировке, он, юным лейтенантом, ожидая встречи с контактом, зашёл в кино… Шёл обычный фильм, такой, знаете, «спагетти — вестерн»…
Но для молодого Кобалёва это был шок! Он прямо увидел — как он стоит на Майн-стрит какой нибудь Санта-Розы, и говорит: «Это МОЙ город!»
И здесь он власть.
Шериф! Закон и Порядок. Хочу — вешаю, хочу — милую…
Потому что так его левая пятка зачесалась.
И вот на этой-то мелкой, подлой страстишке его и поймали опытнейшие вербовщики, которые годами составляли психологические профили врага… о нет!
Не из Конторы! Не из Минюста! Даже не из АНБ… а те самые.
Некоммерческие.
Независимые.
Невидимые.
Имя которым — легион…
И пропал хороший парень!
И вот теперь, выполнив не приказ, о нет — партнерам не приказывают, не так ли? — Кобалёв мечтал, как он приедет, например, в какой-нибудь Череповец, весь такой в малиновом пиджаке, и скажет, глядя на «Северсталь» какую-нибудь… это мой комбинат! И я здесь — Шериф…
Ага… мечтать невредно.
Потому что такие не по-человечески добрые голубые глаза бывают только в кошмарных снах… в тех снах, что приходят к глубоко запрятавшим совесть предателям!
Верно, Андрий увидел такие же глаза у Тараса Бульбы.
— Скажи-ка, милый человек, ты что моему Первому подсыпал?
— Н-не… я… не…
— Ой, не ври дедушке. Больно тебе будет… очень больно. ОЧЕНЬ!
— Н-но… я… т-только одна доза…
— Чего?
— Противоядия… и выпил я, вот…
— Давно?