— Ну, у-о-о-от, опя-я-ять тут некоторые норовят без очереди. А не-е-е-екоторые уооочень ответственные рабо-утники здесь да-у-но-о-о… Гелла Матвеевна, мо-у-жет, вы меняо-у уже запустите?

Не отрываясь взглядом от пишмашинки, Гелла Матвеевна с лязгом перебросила вправо каретку и с некоторым пренебрежением заявила коту:

— Сказано вам, товарищ Бегемот, у НИХ сейчас совещание. Ждите. Вызову!

После чего, увидев Берию, мигом вскочила, улыбнулась ему широко и приветливо, обнажив неожиданно острые клычки, предельно вежливо осведомилась:

— Чай? Кофе? Свежей кровушки? Ой, извините, не подумала…

Берия поискал глазами вакантный стул и присел рядом с существом, у которого вместо головы вился мокрый клубок щупалец:

— Спасибо, ничего не надо…

В этот миг высокие обитые чёрной кожей двери распахнулись, и в приёмную выскочил красный, распаренный, как после бани, демон в металлическом, с шипами, повёрнутыми вовнутрь, ошейнике, плотно сидевшем на его покрасневшей шее.

Сидевший рядом с Берией бес привстал со своего стула и робко спросил:

— Ну, как там сегодня-то САМ?

Распаренный демон гордо ему отвечал:

— Ох! Грозен! Слава Богу (мелко крестится), что я отделался только строгачом, — и указал мохнатым пальцем с острым когтем на свой сверкающий новенький ошейник.

Любопытный бес быстро-быстро завибрировал щупальцами…

Гелла Матвеевна заглянула в кабинет и ослепительно улыбнулась Лаврентию Павловичу:

— Прошу вас, товарищ Берия! А вы, товарищ Ктулху, пойдете следующим…

Товарищ Ктулху, не говоря дурного слова, тут же брякнулся в обморок.

Лаврентий Павлович шагнул в тамбур и сквозь двойные двери с огромной радостью узнавания услышал в кабинете такой родной и любимый голос:

… — И нам хочэтся с балшевисткой прамотой спросить у вас, товарищ Сатанаил — а почему работа с врагами рода человеческого до сих пор происходит так формально? На таком низком профессиональном уровне?

— Да я…

— Вот, например, Адольф Гитлер и его приближенные. Что это за наказание для Геббельса — сорок пять лет, и за всё это время только — одно лизание раскалённых сковородок? Как-то это скучно… без огонька.

— Без огонька?! Да мы немедленно ему ещё и огонька добавим, что за вопрос!!

— Нэт. Нам почему-то кажется, что вам необходима квалифицированная помощь наших китайских товарищей, или я ошибаюсь?

— Да мы…

— Нет. Мы, большевики, не будем терпеть формализма в нашей очень важной работе. Каждый получит не по грехам его. Это был бы принцип — порочный принцип — уравниловки… Пусть лучше каждый получит по заслугам! Это будет по-диалектически. Ви согласны со мной, товарищ Сатанаил?

— Да весь наш род…

— Понимаю вас. Кстати, товарищи, ви спрашивали, нэ знаем ли ми харошего архитектора? Ми, болшевики, знаем всё. Вот вам главный архитектор… но только будущий! Потому что сэйчас у него есть еще нэсколько нэзаконченных дел… Лаврентий, ну сколько можно? Я же тебе говорил — без визова даже и не думай! Давай, иди работай. Я тэбя нэ держу…

И Лаврентий Павлович, радостно хохоча, полетел сквозь сияющий тоннель вниз, вниз, вниз…

…Маленький медный проводок, халтурно изготовленный обдолбанным крэком негром в Форт-Брегг, Северная Каролина, в компании GE, протерся на сгибе — и искра разряда от батарейки не смогла достичь капсюля-детонатора… «Хоть зло на затеи хитро — всегда побеждает добро!» (с) У нас ведь всё же сказка, вы не забыли?[111]

— Ех, яка біда! Хосподи, який ідіот! — канадский покупатель интеллигентных внучат до боли сжал крепкие кулаки…

— Так, шановни пан, зіпсована кров. Весь у свою погану російську мати, — с готовностью отвечал ему ветеран Ваффен СС.

«А кстати, — Роман с интересом посмотрел на ласково хлопающего ресницами старичка. — 3 дідусем треба зараз кінчати. Якщо онучок розколеться до самий дупы — а це так і буде, — то к старичкові прийдуть сьогодні ж увечері!»

Роман ласково улыбнулся дедушке и произнёс:

— Ну, та що тут поробиш! Давайте, мій дорогий, з вами розрахуємося…

— Давайте! — с готовностью и поистине холуй!

Потом, чуть отстранившись, с интересом стал наблюдать, как из тугих губ Романа вдруг потянулась на широкую грудь тоненькая красная ниточка…

Затем, по-хозяйски бережно выдернул из его левого бока аккуратно, чтобы не погнуть, воткнутую — исключительно меж рёбер — миниатюрную заточку, спрятал её, вставив в свой потёртый стариковский батожок, обшарил карманы покойника (ему всё равно уже денег больше не надо, а дедушке — приятно!) и, кряхтя — старость не радость — вылез из «рафика».

Поджечь бы! Да уж ладно…

Оставить отпечатки пальцев дедушка не боялся — перед выходом на дело он аккуратно смазал подушечки пальцев бесцветным лаком. А глупый, потому и ныне покойный Роман, верно, решил, что у дедушки простатит — мол, от того долго в вбиральне сидит… ага, простатит… скажите еще, связанная с ним импотенция!

Да этот дедушка ещё сам кого хочешь — вИебет.

— Ох, потише, рёбра поломаете, — Лаврентий Павлович открыл глаза и властным движением отстранившись от рыдающего от счастья Заспанова, близоруко щурясь, наклонился к схваченному крепкими советскими руками террористу.

— А чего это от него так воняет? Обосрался, что ли?

— Гады, мерзавцы, кровавая-гебня-всё-равно-мы… эк! Эк! ЭК!!

— Товарищи, хватит его уже бить… пожалейте членов Трибунала…

— Какого трибунала?

— Народного, понятно… что, нет такого? Будет. Дела о террористах, шпионах, врагах народа, вредителей — будут рассматриваться в течение двадцати четырёх часов… без права кассации! Народным трибуналом. Да.

И всё же… чем так воняет?

Лаврентий Павлович опустил глаза…

И про себя ахнул. Потому что его серые ботинки и отвороты брюк были насквозь мокры, покрыты ржавой тиной и издавали мерзкий запах сероводорода…

А ведь только что, когда Берия шёл к Мавзолею, они были начищены до блеска!

Чудны дела Твои, Господи…

Многоэтажное здание за высоким бетонным забором походило бы в плане на огромную латинскую букву Y, если бы снизу этой буквы не расходились в разные стороны еще два луча, но уже совсем коротких.