Велегуров уже прокачал ситуацию. Если это ловушка – он вооружен и осторожен: справиться с ним будет нелегко. А если везение – грех упускать такой случай.

– Может, и в самом деле интересно, – задумчиво произнес он. – Но такие дела с наскоку не решают. Да и кентами мы с тобой никогда не были.

– Были бы здесь мои кенты, я бы к тебе не бросился, – обиженно сказал блатной. – Все местные обоссались от фамилии.

– Такой крутой? – спросил Сергей.

– А ты что, в городе первый день? – играл свою роль Кузьмин.

– Второй, – соврал Велегуров. – Почему все дрейфят, если хата полна лавэ?

– Потому что он здесь рулит. А ты – пришлый. И я тоже. Нас его крутость не дергает. Банк сорвали – и врассыпную.

– Ладно, обсудим, – согласился Велегуров. – Только где?

– Где хочешь, – сказал блатной. – Лишь бы не на дороге. На нас уже смотрят.

– Садись в машину, – сказал Велегуров. Пока его подозрения не оправдывались. Не похоже на ловушку, если ему предоставляют возможность диктовать условия.

Кузьмин открыл дверь и сел на переднее пассажирское место. Это тоже понравилось Велегурову: он счел бы подозрительным, если бы случайный гость сел сзади.

Доехали до окраины, благо городишко был крошечный, околозаводный. Домики здесь были деревянные, полуразвалившиеся. Невдалеке, на возвышавшихся пологих холмах, чернел высокий матерый лес. И улица называлась соответствующе – Лесная.

– Почему дома пустые? – спросил Велегуров.

– Им по сто лет. Их всех летом переселили в новый дом. А здесь будет коттеджная зона.

– Откуда ты знаешь, что здесь будет? – спросил Сергей.

– Сосед сказал, – прикусил язык Кузьмин. И на старуху бывает проруха. – А ему – сам Глинский. Да вон уже и строить начали, – показал рукой блатной.

В конце улицы, прямо у леса, строили два дома. Еще один, на холме, практически в лесу, уже был построен и, похоже, даже обжит. По крайней мере электричество к нему провели.

– Это Глинского и есть. Видишь – никого. И так круглые сутки.

– А где ж он сам? – спросил Велегуров.

– У него еще городская квартира. Там и живет.

В этот момент ворота единственного законченного коттеджа открылись, и оттуда выехал «Сузуки-Витара».

– А говоришь – никого, – усмехнулся Велегуров. Пассажир же его повел себя странно: сполз на сиденье как можно ниже и прикрыл лицо руками. «Сузуки» быстро пронесся мимо.

– Ты чего это? – заинтересовался Сергей.

– А ты хочешь, чтобы нас срисовали? – огрызнулся тот. – Мы же бомбить его собираемся.

– Тоже верно, – согласился Велегуров. Он развернул «четверку», доехал до крайнего заброшенного дома и свернул налево, в проулок. Машиной все это время управлял одной правой рукой, левой сжимая в кармане мощный, девятимиллиметровый и полностью готовый к действию «П-38». – Пошли в дом, – сказал он блатному. – Чтобы в машине не светиться.

– Пошли, – согласился тот.

Кузьмин шел впереди. Сергей – сзади.

Домишко, хоть и полуразваленный, оказался на замке. А беседовать на ветру не хотелось.

– Сейчас я его сковырну, – сказал блатной, доставая из разбитого временем сапога фомку. Он долго ковырялся с замком, но добротный металл никак не поддавался.

– Говорю же – болею, – оправдывался блатной. – Раньше я его в минуту бы сковырнул!

– Давай открою, – с досадой произнес Велегуров и шагнул вперед.

– Ты еще в пеленки ссал, когда я склады бомбил, – обиделся блатной. Но Велегурову было наплевать на его оскорбленные чувства. Его больше задевала неосознанная тревога, причину которой он не связывал с этим отбросом зоны, но никак не мог точно определить. Он осмотрел действительно прочный замок и протянул руку за фомкой:

– Давай!

И тут неожиданно Сергей понял, что его беспокоило: от зачуханного блатного исходил очень слабый – но уловимый в безветренном закутке – запах дорогого одеколона! Он попытался выхватить пистолет, но не успел.

Потому что Кузьмин – дал. Со всего маху. Если бы не шапка, сильно смягчившая удар, то второго, скорее всего, не понадобилось бы.

Велегуров потерял сознание и свалился под ноги победителю.

Кузьмин проверил его подмышки – там оказалось пусто. Обхлопал рукава, карманы. И не зря: из правого рукава извлек острейшую маленькую – метательную – финку. А из левого кармана – большой «вальтер».

Парень оказался действительно с амбициями. Но против Кузьмина ему еще рановато.

Виктор перевернул раненого на спину. Решил сначала тут же и прикончить, но подумал, что, во-первых, нужно допросить. А во-вторых, тело потом надо будет спрятать – ему не хотелось, чтобы Колян хоть что-нибудь заподозрил.

Поэтому, не выпуская из руки пистолета, Кузьмин позвонил своему самому доверенному лицу и сказал, куда тому через четверть часа прибыть.

– Там должно быть все убрано, – сказал он в трубку. Ни одна прокуратура не докажет, что речь не шла о чистоте улицы. А смышленый подчиненный, увидев, все сразу поймет.

Велегуров пришел в себя. Снизу вверх он спокойно смотрел на Кузьмина. Виктор чувствовал, что парень не боится ни его, ни смерти. Это расстраивало мысли, так как для получения информации обязывало искать нестандартные ходы.

– А мы с тобой похожи, – вдруг сказал Кузьма.

– Чем же? – преодолевая боль в затылке, спросил Велегуров.

– Ты не боишься за себя. И я не боюсь за себя.

– А за кого ты боишься? – спросил Сергей.

– За моего друга, – честно ответил тот. – У меня больше никого нет.

– Глинского, – с опозданием понял Велегуров.

– Коляна, – согласился Кузьма. – Он не должен ничего знать.

– Ты о чем? – спросил Сергей.

– Он не знает про девчонку. Колян считает, что она доехала нормально. Зря ты сюда прикатил. Это был несчастный случай.

– Несчастный случай, – усмехнулся Велегуров. – Разве ты можешь вернуть мне жену?

– Нет, – сказал Кузьмин. – Не могу.

– Значит, кто-то должен ответить, – сказал Велегуров и прикрыл глаза. Он уставал даже от разговора.

– Ты один сюда прикатил? – спросил Кузьмин.

– Да, – не открывая глаз, ответил Велегуров.

– Зря, – без всякого удовлетворения сказал Виктор. – Я не собирался тебя убивать. Это был просто несчастный случай.

– Кончай мороку, – попросил Сергей.

Кузьмин застыл в раздумьях. Ему можно было развернуться и уйти. Девяносто против десяти, что Велегуров никуда не денется и его добьет подчиненный Кузьмина. Но оставшиеся десять – недопустимы, потому что подставляют под риск его отношения с Николаем.