– Боже, нет, он умер!

Так оно и было; мы просто не успели.

Я думал, наверное, секунд пять и сказал:

– Так, давай быстро режем, может, успеем поставить зажим на том месте, где кровотечение.

Билл не был достаточно простерилизован для операции, но технически он был уже мертв, потому я решил, что послеоперационная инфекция не будет такой уж большой проблемой. Я сделал большой разрез по центру брюха скальпелем рукой, на которой даже не было перчатки. Тут же из разреза в большом количестве полилась кровь. Я ничего не видел, но знал, где находится селезенка. Я пощупал вокруг и схватил ее рукой. Я буквально выудил селезенку через прорез в стенке брюшины; из селезенки обильно текла кровь, стало сразу очевидно, что на ней была огромная опухоль, – селезенка лопнула, что и стало причиной катастрофической потери крови у Билла. В обычной обстановке я бы действовал с большей осторожностью, но тут я просто взял большой зажим и одним широким жестом пережал все сосуды, что шли к селезенке, поставил зажим как можно ближе.

– Так, давай адреналин; я начну сердечно-легочную реанимацию. Запускай капельницу!

Теперь, когда определили источник кровопотери, надо было восполнить ему объем крови. Опущение головы вниз перераспределит кровоток так, что кровь пойдет в голову, сердце и легкие. Адреналин даст толчок сердцу, но мне надо было также работать руками. Бросив инструменты, стал массировать Биллу грудь. Он лежал на спине, и я не мог перевернуть его набок, иначе из его брюха все бы вывалилось на стол. Была лишь одна возможность: придется приложить грубую мужскую силу (извините, точнее, человеческую силу). Положив руки по обе стороны его грудной клетки, я начал интенсивно надавливать ему на ребра, настолько быстро, насколько мог. Прямо как в качалке на тренажере, только на волосатом. Я делал 30 толчков, Руфь потом запускала ему кислород. Между этим она слушала его сердце. И каждый раз смотрела на меня и качала головой. Мы так продолжали пару минут, с меня тек пот, и я весь был в собачьей шерсти. Вдруг Руфь посмотрела на меня и кинула головой.

– Слышу, слабо, но бьется, – она не могла сдержать улыбку в этот момент.

– Так, хорошо… уф, – пытался я выговорить все еще в одышке от интенсивной компрессии. – Так, давай чуть подождем, посмотрим, продолжай капать, по крайней мере еще 500 миллилитров. Пойду опять помоюсь и будем заканчивать.

Я ушел в предбанник и начал опять мыться, Руфь следила за состоянием Билла. Когда вернулся, она мне сообщила новости. Сердечный ритм нормальный и даже учащается с каждой минутой. Ритм был 150, но, учитывая обстоятельства, это было неплохо. Я перевязал сосуды, ведущие к селезенке, удалил ее и потом стал обследовать всю брюшную полость в поисках других опухолей (технически – неоплазий, новообразований). Ничего не нашел. Это был относительно хороший знак. Приблизительно у двух третей собак, у которых в животе кровотечение и при этом не было до этого никаких травм, обычно бывает гемангиосаркома. Это одна из самых распространенных опухолей селезенки собак – злокачественное образование, которое поражает кровеносные сосуды и быстро распространяется по всему организму. К тому моменту, когда она разрастается настолько, что рвется и вызывает катастрофическое кровотечение, обычно рак уже распространился по всему телу. Излечение вряд ли возможно, и животные обычно живут в среднем восемь недель после операции. Приблизительно 10 % больных собак после операции живут до года без дальнейшего вмешательства. Нужно помнить одно про статистику: хоть она и дает общее представление о возможных исходах, ее сложно применить непосредственно к отдельному пациенту, который у вас сейчас на руках. Билл может оказаться среди тех 10 %, а может, и нет…

Сегодня химиотерапия может значительно увеличить как продолжительность, так и качество жизни в среднем до восьми месяцев, и потом все время появляются новые методы лечения. Если Билл выживет, то мы могли бы направить его к ветеринару-онкологу, специалисту по раку, для дальнейшего лечения.

Опухоль на селезенке не успела распространиться дальше, насколько я мог судить, но даже одна злокачественная клетка, которая засела где-нибудь в организме, может вскоре превратиться в большую массу. Я зашил его. Пока мы оперировали, его десны порозовели, и теперь сердечный ритм был 130. Давление стабилизировалось, и кровь поступала по всему организму. Потеря крови не смертельна, если длится недолго, но если органы лишены крови, то есть кислорода, достаточно долго, то им может быть нанесен урон, от которого они погибнут чуть позже. Только время может показать, но теперь мне казалось, что у Билла есть шанс. Он был стабилен, теперь можно было дать обезболивающее. Я дал ему NSAID (нестероидный противовоспалительный препарат) и опиоид метадон. Мы завернули его в электроодеяло. Температура у него была 34°C, нормальная у собак около 38–39°C, но у него изначально она была понижена, ведь он потерял много крови, был в шоке и долго лежал без движения. Гипотермия очень опасна при отходе от наркоза, она также снижает сворачиваемость крови. Важно следить за температурой тела. Мы отключили наркоз, когда я накладывал последний шов. Пока Руфь следила за Биллом, я снял перчатки, халат, бросил их в мусор и пошел наверх, чтобы перейти к следующей стадии собачьего восстановления. Я приготовил себе и Руфь крепкий чай.

С чашкой в руке я позвонил хозяевам Билла.

– Алло, это ветврач, боюсь, у меня смешанные новости для вас. Билл выдержал операцию, но у него была опухоль на селезенке. Она лопнула, и это вызвало внутреннее кровотечение. Я удалил селезенку, и теперь ему получше. Однако опухоль могла метастазировать микроскопически, чего я невооруженным глазом, конечно, не могу увидеть. То есть на этом этапе могу сказать только, что метастаз я не заметил (вторичные опухоли, которые распространились от первичного места образования), так что будем молиться. Мы отправим селезенку в лабораторию, они посмотрят и нам сообщат, доброкачественная она или нет. А пока он у нас пробудет день или два. Я ничего не могу вам обещать. Потеря крови может означать, что какие-то органы могут отказать, но мы последим за ним, посмотрим, как пойдет. Сейчас он спит, и мы сделали все, что могли.

Хозяева были очень благодарны, уверен, что они не сомкнули глаз той ночью.

Я спустился и принес чай для Руфи. Мы немного с ней поболтали, пока наблюдали за Биллом. Прошло полчаса, пока он более-менее стал приходить в сознание. Температура у него немного повысилась, 36,2°C; не очень-то похоже на чудо. Но он был жив. Мы отвезли его в палату, переложили на надувной матрас