Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут я должен коснуться трагического факта из жизни в нашей профессии. Многие ветврачи страдают ментальными расстройствами по вышеуказанным причинам. Вдобавок у нас есть знания и доступ к лекарствам, которые можно использовать для того, чтобы безболезненно расстаться и со своей жизнью тоже. Хирурги-ветеринары совершают суицид в четыре раза чаще, чем другие люди. На ветврачей оказывается огромное давление, но, вероятно, есть и еще один фактор. С самого начала своей карьеры ветеринары учатся относиться к жизни весьма прагматически. Эвтаназия пациента из-за неприемлемо низкого качества жизни или невыносимой боли не только один из вариантов решения проблемы, но и логическое и слишком частое завершение случаев, которые мы наблюдаем ежедневно. Если мы задумаемся о собственном качестве жизни, признаем его недостаточным, зафиксируем свою собственную боль, физическую или психологическую, и решим, что так жить невыносимо, ну тогда что тут долго размышлять – вывод очевиден.
В ряде случаев я сам почти что чуть не распрощался с собственной жизнью – по неосторожности или, точнее сказать, по глупости. Однажды на стремнине меня смыло из каяка. На мне не было спасательного снаряжения, потому что я считал, что оно для слабаков. Когда я барахтался и пытался выбраться, нескончаемые набегающие волны толкали меня все глубже под воду. Каждый раз, когда я с трудом выныривал на поверхность, очередной поток набегающих волн накрывал меня с головой, и в какой-то момент понял, что все, я тону. Когда я там барахтался и боролся за жизнь, какая-то часть сознания хотела просто перестать суетиться и сопротивляться бесконечному напору воды. И эта часть сознания была совершенно спокойна от осознания перспективы умереть: ну и что, вот я тону, ну и ладно. Но что-то глубоко-глубоко внутри не было готово сдаться, не сейчас. Я собрался с последними силами и стал выплывать что есть мочи на поверхность… вдруг ноги коснулись песчаного дна, и я выбрался на берег. Я выжил и очень был этому рад; после того случая я изменил восприятие жизни. Могу дать один-единственный совет тем, кому кажется, что они тонут: пытайтесь что есть силы выбраться на берег, вы будете очень рады, когда туда доберетесь.
Никто не должен стесняться просить о помощи. Никто не должен испытывать вину, если им нужно задержаться на берегу какое-то время и вернуться к океану потом, через несколько дней, когда на воде будет поспокойнее или же с кем-то, кто может помочь. С нарастанием вашей уверенности вы можете пуститься в плавание и в более бурные воды. Сейчас можно найти психологическую помощь намного легче, чем раньше, а проблемы с ментальным здоровьем становятся центральными в разговорах о ветеринарной профессии. Я даже уверен, что мы сами можем сделать больше. Я считаю, что мы могли бы даже пересмотреть критерии отбора в ветколледжи. Академическая подготовка необходима; но глубокая научная подготовка не так уж и существенна. Возможно, мы слишком мало внимания уделяли психологической устойчивости при отборе кандидатов. Ее можно развить, определено этому можно научиться. Однако невозможно отрицать, что есть природные наклонности. Не будет большого толку, если у нас будут прекрасные блестяще образованные ветврачи, которые смогут продержаться в практике не больше трех лет, а потом выгорят или же еще что похуже. Вполне возможно, что нам нужно включить пять важных качеств личности в критерии отбора абитуриентов:
• открытость (находчивый / любознательный или усидчивый / осторожный);
• сознательность (продуктивный / организованный или покладистый / беззаботный);
• экстравертированность (энергичный / открытый или сдержанный / склонный к одиночеству);
• дружелюбие (сочувствующий / дружелюбный или вызывающий / отстраненный);
• невротизм (чувствительный / нервный или уверенный / надежный).
Эти качества – не бинарные состояния, а градуированные шкалы. Я не хочу никого лишать возможности поступления, но не хочу и обманывать их или пускать пыль в глаза. Мы могли бы использовать эти личностные характеристики в качестве фильтра при поступлении в ветколледж или же применять их для профориентации, чтобы помочь будущим ветврачам разобраться, где им будет лучше всего работать. Существует много вариантов, где ветеринары могут применить свои знания. Общественное мнение видит ветеринара прежде всего в клинике, но ведь ветврачи могут работать в научных исследованиях, в популяризации науки, в промышленности, академических кругах и во многих других сферах. Будет ли справедливым позволить тому, у кого высокие показатели невротизации, высокая интровертированность и маниакальная организованность, идти в клинику, даже не обсудив все подвохи заранее? Вполне возможно, что они смогут привести царящий там хаос в подобие порядка, а может быть, этот хаос их доконает.
Моему поколению хорошо видно, что современным ветврачам намного легче работать, чем нам раньше. Многие вообще не дежурят по ночам. Часы работы короче, техническая поддержка в наличии, онлайн-ресурсы дают мгновенный доступ к информации, которую раньше надо было выискивать в библиотеке и заучивать наизусть, так еще и внимание к ментальному здоровью выходит на первый план в профессиональном коллективном сознании.
Тем не менее я считаю, что сейчас самое трудное время для ветврача, особенно для новоиспеченного специалиста. Объем доступной информации, научных исследований и прочих данных возрос по экспоненте за то время, что я работаю в этой профессии. Ожидания клиента также возросли, и эти ожидания намного опережают платежеспособность того же самого клиента. Золотой стандарт предоставления медуслуг уже преподают в ветколледжах, делается акцент на необходимости информированного согласия от клиента, ведение записей во время приема для возможных профессиональных и юридических споров. Я видел, как некоторые юные ветврачи практически парализованы страхом сделать