Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иногда я разрешал некоторым владельцам забрать питомцев домой, даже когда мне было очевидно, что эвтаназия нужна. Просто на тот момент хозяева не могли принять это решение. Я твердо высказывал им свое мнение, но окончательное решение всегда оставалось за ними. Выразив все свое сочувствие, я позволял им уйти и забрать животное. Очевидно, что у меня нет никаких законных оснований запретить им это делать. Хотя я бы мог обратиться в полицию или RSPCA. Но ведь людям в такие моменты нужно время, чтобы подумать. Обдумав и взвесив все, они почти всегда вскоре возвращаются. Опасность может заключаться в том, что они могут не вернуться из-за боязни, что вы их осудите. Я считаю, что лучше дать им чуть-чуть больше времени, потому что они сами потом понимают, что эвтаназия – это меньшее из зол. Когда такое происходит, обязательно нужно обеспечить животное обезболивающим.
Случается, что и ветврачи ошибаются. Я знаю, сам, бывало, ошибался. Животные, которым ты оставлял малюсенький шанс или вовсе никаких шансов, вдруг шли на поправку. Если у вас такое было в практике, то я с вами. Самое важное – вы предоставили своим пациентам и их хозяевам лучший вариант, на который вы, как специалист, способны, вкупе с этическими, логическими и рациональными соображениями. Животные ведь не газонокосилки, которые легко ремонтировать, с ними никаких гарантий давать нельзя. Если вы, как владелец животного, потеряли веру в своего ветврача после подобного эпизода, знайте, что тот врач старался сделать все от себя зависящее. Он же просто врач, а не ясновидящий с магическим хрустальным шаром.
Иногда владельцы, вернувшись домой после ветклиники, где усыпили своего питомца, начинают вспоминать и думать, они не могут побороть сомнений и начинают вам звонить. Это очень неловкая ситуация. У меня была похожая, но не совсем идентичная проблема. В ночное дежурство поступил звонок в клинику. Дама была очень расстроена, и мне стоило большого труда выяснить, что с ней стряслось. Признаю, звонок был поздно ночью и я был несколько резок в разговоре. Но, наконец, удалось выяснить, что у этой дамы умер кот.
Я сказал ей, что не понимаю, зачем ей понадобился в таком случае ветврач, чем я мог ей помочь, ведь я врач, а не волшебник. Сквозь рыдания она все же постаралась объяснить, почему звонит в клинику. Женщина не заметила, что кот забрался в сушильный барабан, и когда, не проверив, она захлопнула крышку сушилки, то машинка автоматически включилась, и кот, который был внутри, погиб. Обнаружила она это, только когда открыла сушилку, чтобы разгрузить ее. Женщина удивилась, увидев загаженное блевотиной белье, а посреди него мертвого кота. Мне оставалось лишь издавать сочувствующие звуки и бормотать слова соболезнования. К тому моменту я уже окончательно проснулся и был более-менее в человеческом настроении. Когда женщина немного успокоилась, я спросил, чем же я могу ей помочь. Она могла бы привезти кота в клинику, если ей нужно избавиться от тела. Мы могли бы организовать кремацию и вернуть ей прах. Нет, она похоронит кота в саду. Единственное, что ей надо было от меня, – это убеждение. Она хотела знать, страдал ли ее кот перед смертью.
– Ч-чего? – еле выговорил я.
Да уж, мучительнее смерти и не придумаешь. Только представьте, что вас засунули в большой металлический барабан, раскрутили и поджарили. Не уверен, что такое пожелаешь и врагу. Может, нам так наказывать тех, кто не убирает дерьмо за своими животными в общественных парках? Ну конечно же, я такого ей не сказал. Ответил лишь, что, учитывая дезориентацию в пространстве, центробежную силу и высокую температуру, скорее всего, кот очень быстро потерял сознание. А после этого он, наверное, уже ничего и не мог почувствовать. Кто знает, может быть, я и был прав? Ничего другого я и не мог ей сказать, она и так себя чувствовала убийцей. Подобного она больше никогда не допустит.
Даже те владельцы, которые решают усыпить своих животных, нуждаются в подтверждении правильности своего решения. Что сделано, то сделано. Это уже не исправить. Никто не может быть спокоен после такого решения, самое большее, на что мы можем уповать, – так это уверенность в том, что это был верный выбор. Мы также можем получить подтверждение правильности такого решения в том, что существует огромное количество свидетельств того, что животные боятся опасности или могут ожидать боли, но, насколько я могу судить, они не боятся смерти как абстрактного концепта. Их ощущения во время эвтаназии могут слегка отличаться от ощущения общей анестезии. Единственное, чем одно отличается от другого, – это то, что после одного они проснутся, а после другого – нет. Следовательно, правильным логическим подходом будет тщательно обсудить такое решение с хозяевами и помочь им утвердиться в правильности их действий. Они вам потом еще скажут спасибо за такой разговор.
Я обнаружил, что для большинства людей служит утешением, когда им говорят, что они дали своим питомцам самую хорошую жизнь. Понятно, что такая жизнь, может, и не отвечала утопическим идеалам, так и у нас самих жизнь далека от идеала. Жить сложно. У каждого из нас есть склонность к эгоизму, лени и ко всем прочим грехам. И тем не менее люди в большинстве своем стараются жить правильно. И в то же самое время, если я помру, мне бы хотелось, чтобы люди вспоминали обо мне с любовью, помянули меня добрым словом, выпили за упокой моей души и продолжили жить своей жизнью. Мне хочется думать, что наши четвероногие друзья хотели бы того же. Не думаю, что ваш питомец желал бы вам страданий от всепоглощающей вины и постоянного горя.
Скажу так: мы обязаны дать своим питомцам по возможности самую лучшую жизнь. Но, когда придет время, мы обязаны проявить к ним доброту в самый последний раз. То есть взвесить качество их жизни безэмоционально и объективно, насколько