– С уверенностью… – Данте пожал плечами. – Все зависит от того, кого вы спросите – меня или Коломбу. Я могу с достаточным основанием назвать по меньшей мере три массовых убийства: в Греции, Швеции и во Франции. Последний перед поездом случай произошел в Греции. Перерыв очень большой.

– Она была занята подготовкой, – сказал Альберти.

– Да. Но я не понимаю, почему из всех нас она остановила свой выбор именно на Гварнери. Чем он занимался перед смертью? – спросила Коломба.

– Госпожа Каселли, вы просили нас проверить, не связаны ли жертвы теракта в поезде с Россией. И мы кое-что нашли. Сначала это показалось нам пустяком, но после всего, что вы рассказали… – сказал Альберти. – Дети Чернобыля.

Коломба вздрогнула:

– Что еще за дети?

По словам Альберти, после взрыва на атомной электростанции по всему миру появились сотни организаций, вывозивших детей в оздоровительные поездки в страны, которые не подверглись воздействию радиации.

– В одной только Италии по сей день существует около пятидесяти подобных фондов.

– Моя сестра тоже брала такого ребенка, – сказал Эспозито. – Он провел в ее доме месяц, а потом вернулся на родину.

– Через Италию прошло около шестидесяти тысяч детей, – добавил Альберти.

– И когда поездки закончились? – спросила Коломба. – Ведь дети давно выросли.

– Зато родились новые, и благотворительные фонды продолжают им помогать. По-моему, это прекрасно.

– Конечно, – сразу сказал Данте, который при всякой возможности жертвовал деньги десятку организаций, от «Врачей без границ» до «Спасем детей». – Но где, как не в кофейне, спрятать кофейное зернышко?

– Не перевирай слова патера Брауна, – попыталась сострить Коломба. Несмотря на трагические обстоятельства, присутствие Лео ее смущало. Она боялась показаться ему занудой.

– Я доработал его метафору. Каким образом мертвецы в поезде связаны с детьми Чернобыля?

– Среди них был врач… Возможно, он работал на Коробку, – предположила Коломба.

Однако Эспозито сказал:

– Паола Ветри.

– Звездная пиарщица? Вот уж чье имя я не ожидал услышать, – сказал Данте.

– Она отвечала за отношения с общественностью в «Care of the World» – по-нашему что-то типа «Позаботься о мире», – продолжал Эспозито. – Этот европейский благотворительный фонд занялся Чернобылем одним из первых и организовал поездки не меньше чем для тысячи белорусских детей.

– Куда еще их отправляли, помимо Италии? – спросил Данте.

– Главным образом в Грецию, – сказал Эспозито.

– После крушения греческой яхты Гильтине пропала из виду на полтора года. Возможно, она тогда что-то узнала, – сказал Данте.

– Например, кто стоял за людьми, которые думали, будто она мертва, – предположила Коломба.

– Сначала она расправилась с надзирателями, а после Максима перешла к начальству, – сказал Данте.

– Нам нужен полный список утонувших, – решила Коломба. – Есть идеи?

Лео поднял руку:

– Интерпол.

– Ты там кого-то знаешь?

– Учитывая, сколько операций мне приходится координировать? Я знаю там кучу народу.

– И кому-то из них можно доверять? – серьезно спросил Данте.

– Кое-что найдется, – улыбнулся Лео.

Он сделал пару звонков, и через двадцать минут им удалось узнать, что жена владельца яхты была украинкой и находилась в числе учредителей греческого отделения «COW».

Новость повисла в воздухе огромной, почти осязаемой тучей.

Наконец тишину нарушил неуверенный голос Данте:

– Неужели мы и правда их нашли?

Вспомнив необычно прохладную сентябрьскую ночь на вокзале Термини, Коломба подумала о том, какой долгий путь они проделали. Как изменилась с тех пор она сама, сколько поняла. Прошло всего несколько недель, но казалось, будто события на станции происходили в другой жизни. Возможно, так и было.

– Да. Мы их нашли. И теперь должны помешать Гильтине их уничтожить.

Рассвет превратил Гильтине в силуэт в гостиничном окне. Единственным светлым пятном в сумеречной комнате была маска на ее лице. Франческо лежал в кровати, изнемогая от блаженства. Он будто вернулся во времена школьных каникул, когда, просыпаясь поутру, мог вволю понежиться в постели в предвкушении долгого, светлого, ленивого и беззаботного дня.

Он с удовольствием почесал мошонку.

– Как, ты сказала, тебя зовут?

– Гильтине.

– Странное имя. Ты русская или типа того?

– Типа того, – ответила она, не отводя взгляда от воды, которая продолжала нашептывать ей свои истории.

– И ты убила мою мать. – Произнеся эти слова, Франческо почувствовал, что что-то не так. Разве не должен он хоть чуточку разозлиться? Но как он мог злиться на свою новую подругу? Да и мать казалась понятием далеким и отвлеченным. – Зачем?

– Чтобы ты приехал сюда. И кое с кем встретился.

– С основателем.

– Да.

– А если он не придет?

– Он обещал твоей матери, что придет. Знаешь, почему он тебя пригласил?

– Нет.

– Она была уверена, что не переживет операцию, и назначила тебя своим наследником.

Франческо потянулся:

– Откуда ты все это знаешь?

– Я слушала голоса мертвых.

– Значит, ты сумасшедшая.

Гильтине посмотрела на него:

– Нет. Не в этом моя проблема.

– А в чем?

Она не ответила.

Франческо снова потянулся:

– Ты не против, если я встану?

– Вставай. Но не выходи из номера и никому не звони.

– Нет, конечно.

За кого она его принимает? Она ведь уже объяснила, что можно, а чего нельзя. Нельзя нарушать обещания, которые даешь друзьям. Зайдя в туалет, чтобы впервые за много часов пописать, Франческо посмотрелся в зеркало. Расширенные зрачки съедали радужку, и он, казалось, мог заглянуть в них, будто его череп стал стеклянным. Позабавленный, он снова рухнул в постель.

– Кто установил в моей комнате микрофон?

– Россари.

– Так и знал, что он гаденыш. Он что, шпион какой-то?

– Наемник.

– Это лучше или хуже?

– У шпионов есть убеждения.

– Значит, я наемник. Кажется, мне всегда было плевать на все на свете.

– Я тоже когда-то была такой.