– Если я пообещаю ей не рассказывать, ты скажешь мне, кто я такой?

– Не глупи.

– У меня правда есть брат?

– Ты знаешь, что никогда не получишь от меня ответа на этот вопрос. Зачем ты здесь?

– Гильтине.

– Это имя ни о чем мне не говорит.

– Это женщина, которая убивает людей с помощью ЛСД и псилоцибина.

Немец ничего не сказал и даже не изменился в лице. Прочесть что-либо по языку его тела было невозможно – он оказался еще более непостижим, чем Максим.

– Гильтине родилась на Украине, – продолжил Данте. – Ее содержали в месте под названием Коробка. Работала киллером на русскую мафию, но на время сошла со сцены, пока не убили ее девушку.

Немец продолжал сидеть неподвижно, как статуя, но что-то подсказывало Данте, что мужчина внимательно слушает.

– Не знаю, на кого работал Отец, но наша с Гильтине участь во многом похожа, хотя мы выросли по разные стороны железного занавеса. А значит, тебе точно что-то известно. Ты же не упускал из виду конкурентов, верно?

Немец откинул голову назад и, вероятно, впервые за много лет со ржавым скрежетом рассмеялся:

– Я рад, что оставил тебя в живых. Ты забавный.

– И почему же ты меня отпустил?

– Говорят, заключенные привязываются к своим тюремщикам. Бывает и наоборот. Мне приказали тебя убить, но я так не смог.

Данте зажмурился и покачал головой.

– А ведь я всегда мечтал услышать от тебя эти слова, – прошептал он и открыл глаза. – Но то были детские фантазии. Теперь я вырос и знаю, что был для тебя всего лишь работой. Я также знаю, что ты позволил мне сбежать по приказу Отца. Так что не пытайся мной манипулировать.

Улыбка Немца превратилась в презрительный оскал.

– Ты теперь и правда совсем большой мальчик, – с иронией сказал он. – Даже если бы я что-то знал, зачем бы я стал откровенничать с тобой?

– Затем, что это никоим образом не может тебе повредить. И затем, что ты рад, что я пришел тебя проведать. Тебе, должно быть, здесь очень скучно…

– Если ты уже знаешь о Коробке, ты знаешь достаточно.

– Нет. Я хочу знать, что случилось потом. Когда все рухнуло. Что случилось с такими, как я.

– Свободный рынок, – сказал Немец.

– То есть Коробку попросту продали с торгов?

– Как всегда.

– Кому нужны суперсолдаты в мире, где войны ведут дроны?

– Никому. А ты так уверен, что в Коробке создавали суперсолдат? Возможно, появление женщины, о которой ты говоришь, было непредвиденной случайностью. Если бы таких, как она, было много, мы бы знали, верно?

Данте снова пристально посмотрел на Немца – безрезультатно.

– Для чего предназначалась Коробка?

– Приятно было повидаться.

Вдалеке зазвучал перезвон колоколов – сработал таймер, установленный на телефоне круглолицым агентом.

– Господин Торре! Время вышло, – сказал полицейский из темноты.

Данте взмахнул здоровой рукой, изумляясь чувству времени, которое развил в себе Немец.

– О’кей. Одну минуту. – Он добился лишь подтверждения тому, что уже знал, но на большее и не надеялся.

– Дай сигарету, пожалуйста, – сказал Немец.

Данте машинально протянул пачку, но вместо того, чтобы взять ее, Немец схватил его за запястье свободной рукой и подтащил к себе. Их лица почти соприкасались.

– Вот уже второй раз я сохраняю тебе жизнь. Помни об этом, – прошептал он.

На мгновение Данте словно вернулся в детство и пронзительно вскрикнул, отчаянно пытаясь вырваться. Немец разжал хватку, и Данте чуть не упал на траву.

Подбежала тюремная охрана, и заключенного потащили обратно в камеру. На входе в тюремный двор окруженный оперативниками Немец обернулся.

– Будь осторожен, мальчик, – сказал он. – Не буди лихо.

И его подтолкнули прочь.

Данте вывели из тюрьмы тем же путем, каким он туда вошел, – через выезд для тюремных фургонов. Даже оказавшись на улице, он чувствовал, с одной стороны, что вот-вот взорвется, а с другой – что совершенно изможден. Немец высасывал из него энергию, будто черная дыра. Данте замерз, ему хотелось выпить. Чего-нибудь покрепче да в большом бокале, как говорил его приемный отец.

«В очень большом».

Сразу за воротами стоял черный кроссовер, в котором ждали еще двое агентов и полковник Ди Марко в своем неизменном синем костюме.

– Нет худа без добра: больше вам не представится возможности отчудить нечто подобное. – Полковник достал из кармана ручку и вручил ему вместе с двумя листами проштампованной бумаги.

Данте прислонился к воротам и пробежал глазами документы.

– Все как договаривались, – сказал Ди Марко. – Мы разрешаем вам посетить заключенного, а вы подписываете заявление о том, что не обладаете значимой информацией относительно массового убийства в поезде из Милана в Рим, смерти двух террористов либо настоящей, прошлой или будущей опасности, угрожающей нашей стране. Если вы нарушите присягу, вас обвинят в шпионаже и государственной измене.

Данте продолжал читать. Ему не помешало бы мнение Минутилло, но вмешивать адвоката в такие дела он не хотел.

– Не думал, что вам нужен повод, чтобы бросить человека за решетку, – заметил он.

– Мы живем в демократическом государстве. Но благодаря бумагам в ваших руках лично для вас оно преобразится в Северную Корею.

Данте криво усмехнулся:

– А если я не подпишу? С Немцем я, благодаря вам, уже повстречался.

– Тогда я буду вынужден задержать вас до дальнейших распоряжений начальства. – Ди Марко кивнул на тюрьму за спиной Данте. – Хотите переночевать там?

Данте подписал оба экземпляра заявления, и полковник убрал их в папку.

– Теперь, когда у вас есть моя подпись, могу я задать вам один вопрос? – спросил Данте.

– Нет.

– Я все равно спрошу. Вы типичная фашистская сволочь, но не идиот. Вам известно, что в официальной версии теракта есть неувязки. Вы не заинтересованы в том, чтобы вычислить истинных преступников, потому что не имеете отношения к расследованию или потому что уже знаете, кто они такие?

– Если бы неувязки, о которых вы говорите, действительно существовали, будьте уверены, что все мои поступки были бы обусловлены исключительно интересами моей страны. Но вам этого не понять.

Ди Марко, не прощаясь, пошел к кроссоверу. Его подчиненные сели в машину, и она умчалась прочь.

Данте достал мобильник, чтобы вызвать такси, когда из сумрака раздался чей-то голос: