– Не беспокойся, княже, пробудем у печенегов, сколько надо! – горячо заверил Ерофей.

– Надо и к хазарам, хотя бы к Переволоку сходить, мало ли какие хитрые планы их Бек с окружением задумал, расчёт одно, а проверка обязана быть, – молвил обстоятельный Мишата.

Князь одобрительно кивнул.

– Верно, братья. В сём непростом деле только на вас вся надежда. Подарки для ханов сами в оружейной княжеской выберите, и из казны серебра да злата велю вам выдать. Пока немного, а как с Царьградской данью вернёмся, тогда сполна рассчитаемся. Пусть Перун и Велес с вами в деле вашем важном будут рядом, один силой воинской, другой мудростью да волшбой! – закончил князь Ольг.

* * *

Изведыватели возвращались в Киев после того, как «погостили» у хазар возле Переволока. Должны были обосноваться там до весны, да случилось так, что пришлось уносить ноги раньше. Из-за срочности ухода лошадей добыть удалось так себе, но зато по две на каждого, чтоб не сбавлять хода по такому глубокому этой зимой снегу. Иногда, когда попадали в низину, то лошади и вовсе по брюхо проваливались в сугробы. Ерофей-старший, который почти месяц выдавал себя за хазарина, ещё по привычке в таких случаях ругался по-хазарски. Его сын тоже подзадоривал усталых коней на языке степняков. Только Скоморох, которому в сей вылазке во вражеские грады досталась участь глуховатого славянского работника, слегка «съехавшего» разумом, и потому всё время бестолково болтавшего на жуткой смеси хазарско-русско-греческо-каких-то языков, вечно безумно улыбающегося и вечно испуганного, теперь почти совсем не смеялся. В ответ на замечание Ерофеича по этому поводу Скоморох обронил:

– Я так, брат, накривлялся за этот месяц, что аж тошнит, наверное, до лета в молчуны запишусь.

От этих слов оба его уставших сотоварища заулыбались, а Ерофеич рассмеялся:

– Это вряд ли, дядька Скоморох, если и дотерпишь, то только до ворот Киева.

– Нет, как до Берестянских огнищан доедем, как выпьет дядька Скоморох парного молочка, которое он очень любит, да с медком, да с ржаной краюхой, так и пойдёт говорить, как прежде! – молвил Ерофей-старший, с трудом выбираясь из низины на своём гнедом хазарском коньке. Полы его длинной добротной шубы стелились по нетронутому снегу. – Вот сейчас лесок обойдём одесную, и там уже погреемся у наших старых знакомцев. Скоро стемнеет, до Киева всё равно засветло не успеем, – закончил он в предвкушении тёплого и безопасного ночлега.

Скоморох, одолев подъём, намеренно свалился с коня спиной прямо в глубокий снег, блаженно раскинув руки.

– А я вот думаю… – потягиваясь в седле, начал Ерофеич.

– Тихо! – вдруг прервал его лежащий на снегу в своём рваном короткополом тулупчике, изведыватель, бывший за старшего. Все замерли. – Кажись, голоса впереди, клинки к бою, про всяк случай, – прошептал он.

– Из-за леса показались верховые.

– Похоже, хазары, откуда они здесь, под Киевом? Купцы, скорее всего, неважно, работаем, как у Переволока, – тихо обронил Скоморох. Навстречу в самом деле двигались пятеро хазар, – двое похожи на купцов, а трое, скорее всего, их охоронцы. Четверо ехали верхом, а пятый правил огнищанскими санями, за которыми, утопая в снегу, ковылял человек в разорванном одеянии. Руки его были крепко связаны, и конец верви тянулся к саням. Глядя на неизвестных, неспешно двигающихся им навстречу, хазары насторожились. Они не опасались троих в чистом поле, но на всякий случай огляделись по сторонам, в самом ли деле незнакомцев только трое. Окинув взглядом тех, кто приближался, едущие со стороны Киева признали в них земляков, наверное, тоже купцы, судя по дорогой одежде двоих, третий, видно, их раб, но почему они одни, без охраны?

Меж тем Ерофей с сыном и Скоморох разглядели плетущегося за возом человека. Это был… их старый знакомец огнищанин Лемеш. Уста его кровоточили, с разбитой головы тоже сочилась засыхающей струйкой руда-кровь.

– Я Хаким Исмаил, купец из Семендера, а это мой сын Еркен, – громко молвил Ерофей-старший на хазарском.

– Я Гильян, купец из Саркела, а это Диляр из Булгара, – ответил хазарин постарше.

– Вижу, вы из Куявы, как сейчас торговля там? – опять спросил Ерофей-старший, величественно восседая в седле. – Наш обоз крепко застрял вон там, – махнул он камчой, – за перелеском, в лощине, и теперь нам нужна помощь. Хотели просить об этом человека из землянки, мы раньше останавливались у него, но сейчас, я вижу, ему самому нужна помощь, что случилось, почтенный Гильян? – кивнул на Лемеша «купец из Семендера».

– Ты прав, уважаемый Хаким, я сам не раз останавливался у этого человека, но сегодня получилось… – он замялся, подбирая слова. – В общем, с нами ещё купец из Итиля, Шимон со своим сыном, он очень богат, мы часто берём у него деньги в долг под товар…

– Я не хуже тебя знаю, что самые богатые купцы Хазарии – это иудеи, но причём здесь этот урус?

– Всё дело в сыне Шимона, он… В общем, он возжелал малолетней дочери этого уруса, она стала сопротивляться и кричать, а он, – купец кивнул в сторону Лемеша, – влетел в хижину с топором и огрел обухом молодого иудея, а когда вбежали охранники, то убил одного и ранил двоих. Бросил топор, только когда приволокли его жену и приставили кинжал к её глотке. Тогда его связали и избили, но жену и дочь Шимон всё равно изнасильничал и приказал прикончить…

– Где же купец из Итиля со своими людьми?

– Шимон с людьми остался там, скоро ночь, и сын его со смертельной раной…

– Так куда ты ведёшь этого несчастного, на ночь глядя, уважаемый Гильян?

Хазарин вдруг понял, что слишком разоткровенничался с незнакомыми людьми, и лик его стал непроницаемым.

– Нам пора, уважаемый Хаким, у каждого свои дела, да хранит нас Всевышний! – и он собрался пришпорить коня.

Вдруг малорослый работник купцов из Семендера заголосил, даже как бы завыл почти по-волчьи, кони прянули в сторону от испуга, глаза низкорослого вращались, будто отдельно один от другого, он упал в снег и начал барахтаться в нём, потеряв шапку и обнажив наполовину седую голову. Хазары оторопели от неожиданности.

– Ахмаг, акыл. Дурак, ненормальный, – бросил спокойно Хаким, – но работник хороший, и главное, много платить не надо, – с холодным прищуром улыбнулся он.

– Ахмаг, акымаг, фереб, акыл… затараторил на разных говорах народов степи слово «дурак» «ненормальный» работник и вдруг, вскочив, побежал к привязанному за сани на длинной верви пленнику.

– Эй, ты, Ахмаг, не подходи к урусу, он тебя убить может, – крикнул один из охранников.

– Он всё равно не слышит тебя, глухой почти, – подал голос молодой семендерец, – урус его всегда жалел и хорошо кормил, он это помнит.

Низкорослый работник меж тем обнял уруса и стал дышать на его закоченевшие пережатые верёвками руки, а потом снял свой рваный тулупчик и накинул на плечи несчастного огнищанина.

– Продай мне человека из землянки, уважаемый Гильян, я тебе хорошо заплачу, – неожиданно предложил Хаким. – Вот, посмотри, этого хватит? – он подъехал к хазарину поближе и протянул кошель. Тот по привычке протянул руку, чтобы взвесить в руке деньги, и в следующий миг оказался развёрнутым в седле с острым кинжалом у горла.