– Она левша, – сказала Мия. – Прямо как я.

– Она совсем не такая, как ты, – прорычал Трик. – Ная – алчная сука.

– …Ты уверен, что называть богиню сукой в ее собственном доме – разумно?

Трик покосился на нее.

– Мне казалось, ты не верила в богов?

Мия пожала плечами.

– Трудно не верить, когда Бог Света ненавидит тебя до заворота кишок.

– Пошел он на хрен. И она тоже. Какая нам от них польза? Они дают нам только одно: жизнь. Жалкую и дерьмовую. А потом? Забирают. Твои молитвы. Твои годы. – Он показал рукой на безымянные могилы вокруг них. – Даже жизнь, которую сами же даровали. – Трик покачал головой. – Вот и все, что они могут.

– …Ты в порядке?

Юноша вздохнул. Его плечи поникли.

– Шахид Аалея отдала мне приказ.

Мия терпеливо ждала. Трик показал на чернила на своих щеках.

– Я откладывал это так долго, как мог, но… – он запнулся. – После ужина. Моя очередь на ткачество.

– …Вот оно что.

Мия неловко коснулась его руки. Не зная, что сказать.

– Почему ты этого избегал? Боишься боли?

Трик покачал головой. Мия молчала, позволяя говорить за нее тишине. Она видела, что юноша страдает. Чувствовала Мистера Добряка в тени, тянущегося к его страху, как муха к трупу. Он хотел поговорить, это было видно. Все, что от нее требовалось, это дать ему время на…

– Я рассказывал тебе о матери, – начал Трик. – И… об отце.

Мия кивнула, при мысли об этом ее чуть ли не затопило горе. Она снова коснулась его руки. Вздохнув, Трик потупил взгляд в пол. Слова срывались на волю с его языка. Мия просто стояла рядом и держала его за руку. Выжидая, когда тишина наполнится.

– Когда мы впервые встретились, ты спросила мое имя, – наконец заговорил он. – Сказала, что двеймерцев называют Волкоедами или Спиноломами. – Слабая улыбка. – Обнимателями.

Мия ответила улыбкой, но не произнесла ни слова.

– И поэтому ты сказала, что меня не могут звать Трик.

– Да…

Юноша поднял взгляд к статуе. Ореховые глаза потемнели и затуманились.

– Когда рождается двеймерец, младенца относят к верховной суффи на острове Фэрроу. В храм Трелен. Там суффи поднимает ребенка в сторону океана, смотрит ему в глаза и видит, какая его ждет дорога. Первые слова, которые она произнесет, будут именем ребенка. Землестранница для путешественницы. Дракогуб для воина. Волнопив для того, кому суждено утонуть. Поэтому, когда мне было всего три перемены, мама, как истинная дочь бары, отвезла меня на Фэрроу. – Горькая улыбка. – Я был сморчком. Двеймерцы крупный народ. Говорят, наши предки произошли от великанов. Но я всего лишь полукровка. Сколько во мне от двеймерцев? Полагаю, я пошел в отца. Повивальная бабка шутила, что мама даже не почувствовала, как я рождался на свет, настолько я был крошечным.

Трик вздохнул. Улыбка сошла с лица.

– Знаешь, что сказала суффи, когда подняла меня на руки?

Мия помотала головой. Примолкшая и полная сочувствия.

– Она сказала: «Ту рай иш’ха че».

Мия сложила первые буквы предложения вместе. Нашла его имя. Но…

– Я не говорю на двеймерском, – пробормотала она.

Трик посмотрел на Мию. В его глазах читались ярость и боль.

– Утопи его и покончи с этим, – его голос понизился до дрожащего шепота. – Вот ее первые слова. Такое она дала мне гребаное имя. Утопи его и покончи с этим.

Мия закрыла глаза.

– Ох, Трик…

– Суффи вернула меня матери и посоветовала отдать волнам. Сказала, что меня примет Леди Океанов, но мой народ – никогда. – Горький смешок. – Мой народ.

Он сел на постамент у ног Матери, глядя во тьму.

Мия села рядом, в упор глядя на него.

– Я так понимаю, твоя мама послала жрицу катиться в бездну?

– Да, – Трик улыбнулся. – Моя мать была свирепой женщиной. Дедушка согласился, что ей стоит утопить меня, поэтому она увезла меня с Фэрроу. Подальше от него. Ради меня она пожертвовала наследием. Пожертвовала всем. Когда мне было десять, мама умерла от кровяной чумы. Но на смертном одре она дала мне это. – Он поднял кольцо с тремя серебряными драками, которое никогда не снимал. – И рассказала, как доказать, что я именно такой достойный юноша, каким она меня видела.

Трик встал на колени.

– Когда двеймерские воины достигают совершеннолетия, то проходят через ритуал. По окончании на наши лица наносят татуировки, чтобы все, кого мы встретим, знали, что мы Достойные. Для воинов клана Тридраков ритуал был самым суровым. Нужно было заплыть на глубину и убить одного из больших морских драков. Штормового, шашечного или белого. С тех пор, как мама рассказала мне о ритуале, я мечтал об этом. Мы жили на востоке от Фэрроу. В порту под названием Утеха. После ее смерти старый морской пес научил меня строить лодку. Выходить на ней в море. Метать гарпун. Для своего скифа я лично срубил три железных дерева. Работа над ним заняла целый год. И когда мне было четырнадцать, я повернулся спиной к Утехе и поплыл на глубину. Видишь ли, штормовые драки крупные, но глупые. Шашечные умнее, но меньше. А белый драк… он король морских глубин. Крупный, жестокий и умный. Так что я поплыл на север, к холодным водам, где обитали тюлени. Все, чего я хотел, это прибыть в Фэрроу с пятиметровой тушей. Встать перед дедом и услышать, как он говорит, что ошибался насчет меня. Я молил Леди Океанов, чтобы она привела ко мне монстра, достойного мужчины. И она ответила.

Трик вдохнул сквозь стиснутые зубы, его глаза засияли.

– Матерь Ночь, он был гребаным гигантом, Мия! Ты бы его видела! Когда он попался на крюк, то чуть не разломал скиф пополам. Но крюк вошел глубоко, и лодка выдержала. Драк не единожды пытался протаранить меня, но, попробовав на вкус мой гарпун, он понял, что не стоит подплывать слишком близко. Волны врезались со всех сторон, я не ел и не спал. Только боролся. Целых пять перемен, лицом к лицу, с кровоточащими руками. Представляя лицо деда, когда я притащу это чудище в Фэрроу. Драк устал. Он не мог опуститься на дно и плавал все медленнее и медленнее. И тогда я подплыл к нему и выбрал самый лучший и острый гарпун. Тот, который оставлял напоследок.

Трик посмотрел на Мию сквозь завесу дредов.

– Ты когда-нибудь смотрела в глаза драку?

Девушка покачала головой. Говорить не осмеливалась. Не хотела нарушать эту гробовую тишину. Когда Трик снова заговорил, казалось, что даже статуя Матери прислушивается.

– У них черные глаза. Глаза трупа. Ты смотришь в эту черноту и видишь только себя. И я увидел его. Себя. Этого испуганного маленького ублюдка с зубочисткой и глазами отца. А затем вонзил гарпун прямо в него. Прямо в сердце этого маленького мальчика. Убил и его, и чудище в придачу. И решил, что теперь я стал мужчиной. После этого я поплыл на Фэрроу, привязав голову драка к планширю. Его зубы были размером с мой кулак. Вокруг меня собрались около сотни людей, когда я вырывал их из десен. А затем нанизал на нить, повесил на шею и пошел к дому дедушки. Всем было интересно, кто я такой. Этот тощий полукровка. Слишком бледный и мелкий, чтобы быть одним из них, но при этом знающий об их ритуале. И, войдя в дом деда, я преклонился перед его троном и представился. Сыном его дочери. А затем показал зубы на своей шее и кольцо на пальце. Показав голову на пляже, я попросил, чтобы он назвал меня мужчиной.