Мия поднялась и повернулась, толкая Трика обратно на спину, когда он потянулся за ней, с сияющими от желания глазами. Запрыгнув на юношу, она взяла его член в руку, опьяненная вожделением. Быстро проводила кулаком вверх и вниз под его стоны, а затем прижала головку к себе. Трик резко поднялся, прильнул ртом к ее груди и схватил девушку за бедра, опуская ниже. Но она воспротивилась на еще одну бесконечную секунду, замерев прямо над ним. Встретилась с Триком взглядом. В миллиметре и бесконечно далеко от наслаждения.

Но, в конце концов, очень медленно Мия села ниже, ниже, всматриваясь в его глаза; боль переплелась с удовольствием, воздух застрял в легких, отказываясь выходить. Богиня, до чего же он был твердым. Она откинула голову, ресницы затрепетали. Трик сжал в кулаке ее длинные волосы, язык ласкал то один сосок, то другой, в то время как Мия двигала бедрами, выгнув спину, и царапала его плечи. Они двигались как единое целое. Он покусывал ей шею. Шипел. Молил.

Трик скользнул между ними рукой, потянулся к ее промежности. Начал ласкать ее пальцами, выписывая круги; жар внутри Мии разгорался все ярче и свирепее, пока не остался один огонь, ослепляющий глаза. Все мышцы сжались, и девушка беззвучно закричала Трику в волосы. Он бушевал и пылал внутри нее. Глаза юноши расширились, все тело танцевало, пока Мия раскачивалась взад-вперед. Она посмотрела ему в глаза, зная, что Трик на грани и умолял ее позволить ему закончить. И за долю секунды до этого она поднялась с него и завершила действие рукой, ахнув, когда Трик извергся на ее живот и грудь, нашептывая ее имя.

Обмякшие, бездыханные, мокрым клубком они упали на кровать.

В трепещущей тьме воцарилась тишина. Тени в комнате качались и вздрагивали. Книги попадали с полок и валялись – открытые, помятые – по всему полу. Дверцы комода распахнулись, стул был перевернут, в комнате царил хаос. Но Трик притянул ее в свои объятия, поцеловал в лоб, и на секунду, крошечную секунду, Мия позволила себе расслабиться. Закрыла глаза и забыла. Слушая биение его сердца в груди, чувствуя убывание жара и широко улыбаясь.

Казалось, они лежали так целую вечность. Она прижималась к его коже, щекой к груди. Ее волосы укрывали юношу, словно одеяло, бархатно-черные, как тени вокруг. И там, в этой ныне неподвижной черноте, Мия прошептала:

– Я слишком много заплатила тому милому юноше.

Она ждала ответа. Секунды растягивались в минуты. Наконец подняв голову, Мия поняла, что Трик не существовал для этого мира – тихое дыхание просвистывало сквозь его приоткрытые губы.

Мия улыбнулась и покачала головой. Наклонившись, ласково поцеловала его. А затем обняла, закрыла глаза и, умиротворенно вздохнув, наконец впала в сон.

И тогда тени снова зашевелились.

Поначалу медленно.

Покрываясь рябью.

Извиваясь.

Наконец, собираясь в тонкую, как лента, форму, сидящую у изножья кровати.

Не-кот смотрел на девушку не-глазами. Терпеливо ждал, как всегда, когда придут сны. Когда появится шанс разорвать в клочья ужасы, которые преследовали ее каждую неночь с тех пор, как он откликнулся на ее зов. Каждую неночь он сидел рядом, пока она спала. С каждым глотком становясь сильнее и сильнее.

Нечто по кличке Мистер Добряк ждало. Обучавшееся терпению целую вечность. Тихое, как могила. Уже скоро. В любой момент она начнет всхлипывать. Шептать его имя. Что ей приснится сегодня? Те, кто пытался ее утопить? Отец, дергающий ногами, с пунцовым лицом, издающий булькающие звуки? Философский Камень и ужасы, обнаруженные внутри; четырнадцатилетняя девочка, потерявшаяся во тьме?

Неважно.

На вкус они все одинаковы.

Кошмары появятся в любую секунду.

В.

Любую.

Секунду.

Но впервые за целую вечность кошмары так и не явились.

Девушка не боялась.

И там, в пустом мраке, не-кот склонил голову.

Прищурил не-глаза.

Он был недоволен.

Мия открыла глаза. Села в кровати. Улыбнулась, осознав, что Трик по-прежнему рядом, обнаженный и прекрасный в аркимическом свете, а его дреды так же раскинуты по подушке.

И вот опять. Звук, разбудивший ее.

Стук, стук.

Трик заерзал, нахмурился во сне. Мия коснулась его щеки, и юноша открыл глаза. Наконец-то понял, где находится, и с тихим шипением быстро сел.

– Черная Мать, я уснул?

– Ш-ш-ш. Кто-то у двери.

Мия выползла из кровати. Поискала в бардаке свой халат и улыбнулась, ощутив взгляд Трика на своем теле. Накинув черный шелк на плечи, подкралась к порогу в тот же момент, как прозвучал очередной стук.

– Корвере! – прошипел голос.

– Эш? – Мия повернула ключ, приоткрыла дверь и выглянула. Задумалась, почему Эш просто не взломала ее замок, как обычно. Увидела снаружи девушку, голубые глаза которой были расширены в темноте. – Который час?

– Почти утро. – Эшлин протолкнулась в спальню мимо Мии. Над ее головой зависли черные грозовые тучи. – Мне только что рассказал один из Десниц. Гребаная Джессамина, эта скользкая мален…

Только тогда она заметила беспорядок. Одежду и книги, раскиданные по полу. А, и да, голого двеймерца, сидящего в кровати Мии.

– А, – запнулась Эш.

Трик помахал рукой.

Девушка глянула на Мию, немного смутившись.

– Прости, Корвере.

Мия закрыла дверь, чтобы никто больше не увидел Трика в ее кровати, случайно проходя мимо. Если кто-нибудь расскажет Достопочтенной Матери, что он выходил после отбоя…

– Не хочешь объяснить, в чем дело?

Эшлин ничего не ответила. Ее губы приоткрылись, пытаясь подобрать слова.

– Что? – Мия всмотрелась ей в глаза. – Что случилось?

– Мия…

– Твою мать, Эш, что такое?!

Девушка покачала головой.

Тихо вздохнула.

– Лотти мертва.

Тем утром в Зале Истин пахло иначе. Привычные запахи гнили и свежих цветов, сушеных трав и кислот перебивал новый аромат с привкусом ржавчины.

Кровь.

Мия расталкивала собравшихся Десниц, Эш и Трик следовали за ней по пятам. Слуги пытались ее остановить, но она возражала, пихалась, толкалась, пока наконец не раздался голос: «Пропустите их». Мия оказалась в зеленоватом свете зала, и ее глаза расширились от ярости.

Карлотта лежала на одной из рабочих скамеек, сжимая в холодной руке перо. Стол перед ней покрывала запекшаяся пленка алого и собиралась лужей под скамьей. В воздухе застыла песня призрачного хора и железная вонь крови.

У тела стояли Достопочтенная Мать и Паукогубица, переговариваясь на пониженных тонах с Солисом. Привычная улыбка Друзиллы отсутствовала, а Паукогубица выглядела даже суровее, чем обычно. Когда Мия вошла, Солис посмотрел в пустой воздух над ее правым плечом, его лицо было таким же мрачным, как пол бойни.