Едва он уехал, страсти и вовсе разбушевались. Город открыто поделился на партии — «немецкую» во главе с посадником Водовиком и патриотическую во главе с Твердиславичем. Крушили друг друга, скидывали в Волхов. Присутствие детей князя, Федора и Александра, западников тоже не устраивало. Ведь от бояр, окружавших их, новгородские дрязги быстро становились известными в Переяславле-Залесском, Владимире, Ярослав мог вернуться… Друзья предупредили, что княжичам грозит серьезная опасность, и опекуны в последний момент успели увезти их. Спасли вовремя, в уличных столкновениях победили западники. Водовик лично убил Твердиславича, покатился погром домов и дворов его сторонников. Их избивали, тащили по тюрьмам, многие бежали в Переяславль-Залесский, под защиту Ярослава.

А на княжение Водовик и его партия снова призвали Михаила Черниговского. Он не отказался, уж больно престижным и выгодным было держать за собой Новгород. Правда, сам Михаил не имел возможности находиться на Волхове, он уже крепко увяз в южных усобицах. Определил на престол сына Ростислава. Но для бояр это было еще лучше. При мальчишке Водовик со своими присными заправляли как хотели. И теперь-то они добились заветной цели, в 1230 г. Новгород и Псков вступили в Ганзу, заключили мир и союз с Рижским епископом и Орденом.

Хотя для Михаила Черниговского новгородская честь обернулась крупными неприятностями. Ситуация-то была совсем иной, чем в 1224 г. В тот раз он занял престол как друг Юрия II и Ярослава, с их согласия. Сейчас — в пику им. Фактически получилось так, что принял под покровительство их врагов. Миролюбивый Юрий II все же склонялся договориться по-хорошему, но Ярослав доказывал, что постоянно спускать своевольства — значит поощрять их. Подключился митрополит Кирилл. Он, как и великий князь, силился утрясти дело миром. Дважды находил компромиссы, Ярослав соглашался на них, готов был на переговоры с новгородцами.

Не тут-то было! Новгородские западники совсем занеслись. Требовали от черниговского князя непременно воевать, отомстить за обиды, которые якобы нанес Новгороду Ярослав. Головы кружились в хмельном угаре, чудилось повторение резни на Липице, а Михаил Черниговский виделся подобием Мстислава Удалого. Его заверяли, что все население ненавидит «тирана» Ярослава, поднимется как один… В общем, князю задурили голову, он решил заступиться «за правду», послал к сыну в Новгород черниговские отряды.

Но открылась совершенно обратная картина. Простонародье любило Ярослава! Как только объявили, что предстоит воевать против него, город взбурлил. Князя Ростислава Михайловича и посадника Водовика выгнали вон. Их сторонники разбегались кто в Чернигов, кто в Псков. А новгородское ополчение действительно выступило, да только не в ту сторону. Выступило сражаться не с Ярославом, а под его знаменами. Вместе ворвались на Черниговщину, взяли Серенск, разорили окрестности Мосальска. Развивать наступление Юрий II и его брат не стали. Зачем губить черниговцев, втянутых в авантюру? Постращали, и будет. Гораздо важнее было восстановить порядок на западной границе.

А там весь цвет «немецкой» партии засел в Пскове. Присланных к город «суздальских» чиновников заточили по тюрьмам, вооружили и взбудоражили людей, всерьез готовились драться. Обнадеживали и помощью Ордена. Но Ярослав сладил с ними вообще без боя и без крови. Приехав в Новгород, он перекрыл дороги к Пскову. В городе быстро стали дорожать продукты, жители забеспокоились, затосковали и в конце концов одумались, отправили к князю делегацию — мириться.

Изменникам осталось податься лишь в одном направлении, под крылышко к Ордену. К этому времени у немцев в Оденпе уже собралась изрядная русская колония. В ней имелся даже собственный князь Ярослав Владимирович. Причем у него-то никаких политических соображений не было. Просто он был балбесом, которому не нашлось удела на Руси, и он не придумал ничего лучшего как приткнуться к рыцарям. А когда к нему посыпались новгородские и псковские эмигранты, он обрадовался, принялся формировать из них войско, пополнил его эстонцами. Вообразил, что для него нашлось настоящее княжеское дело — развязать драчку, а заодно отхватить для себя Псков.

Разумеется, немцы его инициативу только приветствовали, подсобили денежками, оружием, и князь непонятного статуса со своей бандой внезапным налетом захватил Изборск.

Лишь теперь у псковичей окончательно открылись глаза. Дружба с Орденом оборачивалась вон какими «подарками»! Они настолько возмутились, что даже не стали ждать Ярослава Всеволодовича с его воинами. Сами горожане двинулись к Изборску, а его жители тоже не горели желанием служить иноземцам. Пришельцы серьезной силы не представляли. Псковичи и изборяне повязали их и выдали князю Ярославу. Авантюристам пришлось отправиться в Переяславскую тюрьму.

Но Орден кинул русских предателей лишь на пробу. Не получилось — ничего страшного. К вторжению уже готовились сами рыцари. Стягивались к замкам Восточной Эстонии, арестовали ехавших к ним новгородских послов. Однако к Ярославу успели прийти переяславские и владимирские полки, и он опередил врагов. Ворвался в Эстонию, смешав их планы. Крестоносцы поспешно выдвинули войско на его пути — князь обнаружил его на р. Эмайыги и раскатал наголову. Отступающие неприятели укрывались за стенами Дерпта-Юрьева и Оденпе, русские ратники обложили оба города. Орден запросил мира, соглашался на все условия, которые продиктовали им князь и новгородцы. Пункты торговых договоров были сохранены, но немцы обязались платить дань, а от попыток вовлечь Новгород и Псков в политическую зависимость им пришлось отречься.

Татаро-монгольские полчища ушли совсем недалеко от Руси. Просто они были связаны войнами на нескольких фронтах. После Средней Азии Чингисхан двинул свое воинство на царство тангутов в нынешнем в Западном Китае. При осаде их столицы Чжунцина основатель монгольской державы умер. Его подданные взяли город и устроили кошмарную тризну по своему вождю, все население было умерщвлено до единого человека.

У Чингисхана было много детей от разных жен, но на наследство могли претендовать лишь сыновья от любимой супруги Бортэ — Джучи, Чагатай, Угэдей, Тулуй. Впрочем, двое из них были для отца не родными. Джучи был зачат, когда Бортэ угодила в плен к племени меркитов, Тулуй — когда Чингисхан сидел в китайской тюрьме. Но грозный монгольский властитель глубоко любил супругу, не захотел расставаться с ней или предать позорной смерти, как следовало бы по Ясе. Обоих сыновей он признал своими.

В последние годы жизни Чингисхан стал задумываться о судьбах созданной им державы. В преемники он наметил Угэдея. Остальные дети получали по лишь по одной-две тысячи всадников, но им под управление выделялись улусы — уделы, откуда они могли набирать дополнительные войска. Средняя Азия и Западная Сибирь достались старшему, Джучи. Хотя отец не любил чужого сына и не доверял ему. Нашлись интриганы, оклеветавшие Джучи, будто он хочет отделиться, и Чингисхан приказал тайно умертвить его. Улус достался детям Джучи — Орда-Ичену, Бату и Шейбани.

В степях Сибири и нынешнего Казахстана у монголов завязались бои с половцами, башкирами и манси. В 1229 г. они прорвались к Нижней Волге, разгромив и перерезав сакасинов, потомков хазар. Но основные силы сыновей Чингисхана отправились на восток, возобновили борьбу за Китай, а на западной границе оставили небольшие отряды и вспомогательные войска из покоренных вассалов. Половцы и башкиры отбивались крепко, обе стороны обменивались набегами, и война тянулась год за годом без каких-либо решающих результатов. Налетели, побили, пограбили и откатились на свою территорию.