Очевидную шаткость режима Директории стали осознавать и сами директора. Необходимость срочно искать пути и средства к упрочению власти в стране и к собственному спасению раньше всех понял самый проницательный и предусмотрительный из директоров - Сьейес. Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что Директория обречена погибнуть, и, чтобы не пойти ко дну вместе с ней, а вновь, как это было всегда, остаться на плаву, нужно устроить очередной coup d’état, который усилил бы центральную власть, - разумеется, с ним, Сьейесом, на самом ее верху. К лету 1799 г. в результате «обычной перетасовки директоров» (по наблюдению А. Вандаля[1041]) он стал на четыре месяца президентом Директории и уже в этом качестве приступил к осуществлению своего плана. А план был мудреным. Олигархическая ли республика или ограниченная монархия - для Сьейеса значения не имело. Его генеральная идея, в которой он усматривал единственную возможность не только спасти отечество и себя самого, но и возвысить себя вместе с отечеством, заключалась в следующем: «Должна быть одна голова и одна сабля, которая должна подчиняться этой голове»[1042]. Роль головы он, конечно, предназначал себе. Оставалось подыскать достойного кандидата на роль сабли, и тут Сьейесу пришлось долго перебирать различные варианты, ибо требовался искусный, удачливый и популярный военачальник, а таких во Франции тогда было много.

Правда, к тому времени командный состав французской армии понес ощутимые потери. Скоропостижно, при невыясненных обстоятельствах, умер Луи Лазар Гош - самый талантливый из полководцев Французской республики после Бонапарта. Альбер Сорель полагал, что Гош был «единственным человеком, который при жизни Бонапарта мог преградить дорогу Бонапарту и отвести течение французской революции к другому склону горы»[1043]. Погиб в бою с австрийцами Франсуа-Северин Марсо. Два Шарля - Дюмурье и Пишегрю - изменили Родине. Однако нельзя согласиться с мнением Альфонса Олара, будто к 1799 г. «гильотина погубила всех возможных соперников» Наполеона и «сделала из Бонапарта, и без того уже очень возвышавшегося над окружающими, настоящего великана, за которым никого больше не было видно»[1044]. Из одаренных военачальников, ставших жертвами гильотины, можно назвать лишь Адама Филиппа де Кюстина, Франсуа Жозефа Вестермана и Жана-Николя Гушара, но ни один из них «не тянул» до уровня ни Гоша и Марсо, ни Дюмурье и Пишегрю. Зато оставались в строю первоклассные таланты, из которых Сьейесу нелегко было выбрать самую достойную и надежную «саблю».

Трудность заключалась в том, что помимо военных талантов и популярности Сьейес хотел бы видеть в своем избраннике и силу характера, и покладистость в отношениях с ним, Сьейесом, и умеренность в убеждениях, желательно ни крайне левых, ни слишком правых. Ж. Б. Журдан и Ж. Б. Бернадот не подходили под его расчеты из-за своего якобинского экстремизма, А. Массена был излишне прямолинеен, Ж. Э. Макдональд чересчур уклончив. Генерал маркиз Лафайет, которого Сьейес несколько опасался как возможного конкурента, но и не терял из виду на роль «сабли», оставался в изгнании, хотя и недалеком (в Нидерландах). Наконец, три блистательных военачальника - «чудо-генерал» Бонапарт, а с ним Л. Ш. А. Дезе и Ж. Б. Клебер - были так далеко от Франции и так рисковали там собой, что Сьейес не надеялся на их возвращение. Таким образом, реальными, по разумению Сьейеса, оставались две кандидатуры: Жана Виктора Моро и Бартелеми Катрин Жубера.

Начал Сьейес с Жубера. Это был еще молодой, едва достигший 30 лет, но уже прославленный генерал, один из главных героев Итальянской кампании 1796-1797 гг., а после отъезда Наполеона в Египет главнокомандующий сначала Итальянской армией, а затем и 17-й, т. е. Парижским гарнизоном. Он устраивал Сьейеса во всех отношениях и сходился с президентом Директории в намерении либо упразднить Директорию, либо подмять ее под себя. Недоставало Жуберу разве только военной славы. Чтобы компенсировать этот недостаток своего избранника, Сьейес решил послать его в Италию против А. В. Суворова.

Дело в том, что еще 17-19 июня 1799 г. в трехдневной битве на р. Треббия русско-австрийские войска, которыми командовал Суворов, разбили французскую армию Ж. Э. Макдональда и закрепили за собой Северную Италию, угрожая вторжением во Францию. Жубер должен был остановить и победить дотоле непобедимого Суворова, что обеспечило бы ему репутацию спасителя отечества. Далее предполагалось, что он, осиянный славой, вернется в Париж, разгонит Директорию вкупе с обеими законодательными палатами и поможет Сьейесу реализовать идеи новой полуолигархической - полумонархической конституции, проект которой уже был у Сьейеса в кармане[1045].

В отличие от последнего сам Жубер больше думал не о грядущем государственном перевороте, во все детали которого Сьейес едва ли его посвящал, а о боевых подвигах и лаврах национального героя. Он был честолюбив, как и его кумир Наполеон Бонапарт, и даже свой отъезд на войну в Италию по редкостному, почти мистическому совпадению, обставил а la Наполеон. За считаные дни до отъезда он сыграл свадьбу с девицей де Монтолон, племянницей знаменитого маркиза Ш.-Л.-Г. Семонвиля[1046], и «после нескольких дней, проведенных в объятиях жены, вырвался из сладостных оков и помчался в бой, унося с собою талисман - ее портрет»[1047]. Прощаясь с женой, Жубер обещал скоро вернуться - победителем или мертвым, и, как мы увидим, сдержал обещание (но как ?!). 4 августа он прибыл в Итальянскую армию, принял главное командование у генерала Моро и 15 августа у города Нови в области Пьемонт вступил в сражение с русско-австрийской армией Суворова. Жубер имел в тот день 38 тыс. солдат, Суворов - 65 тыс. Буквально в первые же минуты битвы Жубер был сражен насмерть шальной пулей. Вновь возглавивший Итальянскую армию Моро не смог спасти ее от разгрома.

Жубер вернулся в Париж, как обещал, скоро. Но - мертвым. Мало того, битва при Нови пошатнула и полководческую репутацию Моро, который при всех его дарованиях военачальника, хладнокровного и мужественного на поле битвы, «боялся политики и считал себя неспособным к ней; как только затевалось что-нибудь в области внутренней жизни страны, он добровольно отступал на второй план»[1048]. Между тем именно после Нови положение Французской республики стало критическим. Напомню читателю: генерал Журдан предложил объявить отечество в опасности. Что было делать Сьейесу, который, по выражению Вальтера Скотта, «стал подобен голове без рук»?[1049] На что и на кого рассчитывать?