«Произошло неминуемое! Лишившись командования, массы русских устремились на наши позиции, днем и ночью штурмуя их. В нескольких местах врагу удалось прорваться под покровом темноты. Вначале небольшими группами, затем уже целыми частями они начали выходить из окружения. Иногда им даже удавалось прорываться к штабам и к артиллерийским позициям, где разгорались ожесточенные рукопашные схватки».

Фельдфебель Карл Фукс, командир трофейного легкого чешского танка «38 Т», действовавший на границе Вяземского котла, отмечал: «Вот уже несколько дней, как враг предпринимает тщетные попытки прорвать железное кольцо нашего окружения». Уничтожение вражеских группировок, всеми способами пытавшихся выйти из окружения, сильно затруднял туман. Танковый взвод Фукса получил задание выявлять такие группировки и предотвращать их попытки прорыва на участках. После того, как они уничтожили два русских танка, а третий серьезно повредили, туман стал рассеиваться. «Мы им дали прикурить, как полагается, — писал Фукс супруге. — И сейчас даем. Танки, орудия, самолеты палят по всему, что движется». Разумеется, самым мощным стимулом для немцев было осознание того, что эта битва — последняя в этой кампании. Три дня спустя опечаленный Фукс пишет: «Мой бесстрашный друг Роланд умер от страшных ран». И тут же горько восклицает: «Как только мог он погибнуть, когда конец уже так близок?»

На этом жертвы 7-й танковой дивизии не кончились. Рядовой 7-го пехотного полка сетовал, что после понесенных потерь рота порой состояла всего из двух взводов. И этими ничтожными силами немцам приходилось удерживать участки шириной в 3,5 километра! «Приходится отбивать атаку за атакой, звать на помощь артиллерию», — говорит он. Сорок его товарищей во главе с командиром взвода погибли, отбивая яростную атаку русских, «они сражались до последнего патрона». Под Вязьмой развернулось сражение на уничтожение, безжалостное, не щадящее тех, кто старался завершить его побыстрее. Лейтенант Егер из того же полка описывал невероятно длинную, но истончившуюся линию обороны немцев, на которую яростно набрасывались и танки, и пехота, и даже кавалерия русских. Его бойцы удерживали позиции до последнего момента:

«Уже в результате самых первых разрывов многие погибли и запасы оказались уничтожены. Атака их выглядела совершенно невероятно. В бой в лесах под Чекулино они шли целыми колоннами, с артиллерией, лошадьми и грузовиками. Стеной надвигались на нас. Идеальные мишени для наших артиллеристов! А те расстреливали вражеские орды в упор залпами, непрерывным огнем. Это было самое настоящее истребление».

Немецкие пехотинцы тогда всю ночь пролежали в окопах, расстреляв все боеприпасы. «Трясясь от страха, они ждали, что с ними будет дальше». Все вокруг усеивали тела погибших русских.

2-я танковая дивизия наступала на Вязьму в составе 4-й танковой группы. 10 октября противотанковые орудия группировки «Люббе-Бак» были равномерно распределены среди окопавшихся пехотинцев 304-го полка. Все ждали атак из кольца окружения. С наступлением дня на подмогу пришли танки. Рядовой Х.-Э. Браун вспоминал, «как с наступлением сумерек все кусты и деревья утратили привычные очертания. Все, затаив дыхание, вглядывались в сгущавшуюся темноту. Теперь оставалось полагаться исключительно на слух».

«Издали доносились звуки боя в кольце окружения. На западе небо окрашивалось в багровый цвет. Время от времени гремели взрывы. Напряжение достигло предела, пульс учащался».

То же самое довелось испытать и Брауну. Солдаты на противотанковых позициях сначала едва различимо, потом отчетливее услышали странные звуки. Примерно в 22 часа стрельба разом утихла. Наступила тьма, но шум усиливался, уже можно было разобрать конское ржанье, поскрипывание тележных колес, рокот двигателей. «Напряжение стало почти осязаемым, — вспоминает Браун, — когда первые ракеты прочертили ночное небо».

«И в свете вспышек ракет мы увидели такое, от чего кровь в жилах застыла, — сотни, нет, не сотни, тысячи русских надвигались на наши позиции. Кавалеристы прорывались вперед, зажатые грузовиками и колоннами пехотинцев. Выстрелы, отчетливые команды… монотонная стрельба 20-мм пушек, время от времени перемежавшаяся одиночными выстрелами из 37-мм орудий и грозно-торжественными, словно церковный колокол, ударами 50-мм противотанковых орудий…»

С того момента, по словам Брауна, солдаты утратили чувство времени. «Семь раз атакующих русских разносили в клочья прямо у наших позиций». Остальные отходили. У немецких позиций скапливались горы трупов, за которыми оставшиеся в живых русские солдаты укрывались от ураганного огня немцев. Из этой жутко колыхавшейся горы доносились призывы о помощи и крики раненых, придавленных мертвецами. Подбитый русский бензовоз, пылая, освещал поле боя. Эта безумная битва бушевала всю ночь. Браун помнит, что солдаты, в перерыве между атаками глядя на часы, не верили, что прошло уже столько времени. Пять часов беспрерывного боя! Пять часов кряду они отбивали яростные атаки врага! Лишь к рассвету грузовики и бензовоз догорели.

Рассвет принес чувство облегчения, — вот-вот на подмогу должны были подойти танки. Солдаты получили возможность немного расслабиться. «Вдруг эта куча мертвецов зашевелилась, задвигалась», — с ужасом вспоминал Браун. Несмотря на обстрел из всех видов оружия, «масса красноармейцев стала вновь надвигаться на наши позиции. Снаряды, попадавшие в нее, беспощадно уродовали скопление плоти, рассекая ее на части, придавая ей «сходство с гидрой, конвульсивно раскинувшей коричнево-буроватые щупальца». С криками «ура!» русские волнами начали перекатываться через траншеи немцев. Браун и его бойцы озабоченно поглядывали на «раскалившиеся от непрерывной стрельбы жерла своих противотанковых орудий».

«Подобно приливной волне русские перекатывались через брустверы наших траншей, вливались в них, устремляясь в наш тыл, сметая прочь и затаптывая наши орудийные расчеты. Обезумевшая от страха смерти людская масса устремлялась на восток, к выходу из кольца».

Отрезанные от всех отдельные островки сопротивления занимали круговую оборону. «Теперь уже в бой вступали и те, кому это по штату не полагалось — интенданты, повара, штабисты», — рассказывает Браун.

Находившееся в соседней деревне немецкое танковое подразделение контратаковало, поливая все вокруг огнем из пулеметов и орудий. «Они уже не разбирая палили прямо в серую людскую массу, — продолжает Браун, — десятками превращая в мясо и красноармейцев, и своих». Повсюду метались десятки испуганно ржавших лошадей, впряженных в обозные телеги. Русские грузовики, увешанные гроздьями людей, неслись куда глаза глядят, подминая и мертвых, и живых, без фар, освещаемые лишь вспышками разрывов».

На позициях пехотинцы строчили из автоматов, отстреливались от неприятеля из пистолетов, отбивались от него саперными лопатками. Командир роты вел непрерывный огонь из дымящегося автомата из траншеи, находившийся тут же неподалеку Браун выпустил очередь в сторону красноармейцев, устремившихся прямо на него с гранатами в руках. Те упали на землю, и тут же раздался оглушительный взрыв.

В конце концов этот ад все же кончился. «Лязгая гусеницами, ревя моторами, с тыла приближались танки 3-го полка». Переваливаясь с боку на бок, серо-стальные громадины миновали немецкие траншеи, чтобы приступить к завершающей стадии зачистки. Сдававшихся в плен русских выстроили в колонны и тут же повели в тыл. Браун запомнил их отрешенные, равнодушные лица. Его охватило чувство хоть маленькой, но все же победы.