Она подумывала еще раз переговорить с кем-нибудь из врачей, но потом отказалась от этой идеи, понимая, что разговор не имеет смысла. Решать предстояло им с Мюриель; в понедельник она начнет обзванивать агентства, предоставляющие сиделок. Если мать захочет вернуться домой, надо будет кого-то для нее нанять. Ребекка будет навещать ее во время учебного года, а Мюриель — на каникулах.

Выйдя за двери лечебницы, пропахшей полиролью и антисептиками, Ребекка ощутила облегчение. Ей не хотелось возвращаться назад в тесном, душном вагоне метро, поэтому она решила пройтись. На нее навалилось привычное чувство вины, на этот раз смешанное со скорбью. Всю жизнь она стремилась угодить матери, понимая, что та все равно будет в ней разочарована.

Ребекка прошла по короткой дороге до Кенсингтон-роуд, потом свернула в сторону Глочестера. Эти кварталы выглядели не так мрачно, как пострадавшие от бомбардировок, через которые ей пришлось пройти по дороге в лечебницу. С голубого неба светило солнце, пышно цвели розы. На Глочестер-роуд люди заходили в магазины; перед лавкой мясника скопилась небольшая очередь. Платиновая блондинка высунулась в окно третьего этажа и звала кого-то. В переулке на другой стороне из подъезда выходили две девочки-подростка. Им было по четырнадцать-пятнадцать лет; одна была в голубом платье, с корзинкой для покупок в руках, вторая — в сарафане в зеленую полоску.

Ребекка услышала странный шум. «Хмммм, хмммм» — гул, нарастая, превратился в рев. Люди подняли головы. Наступила тишина, и Ребекка, за мгновение до взрыва, разглядела в небе черную тень.

Взрывной волной ее отбросило к стене. У нее перед глазами вспыхнул яркий свет, взметнулись в воздух обломки, пролетело по воздуху мертвое тело. Оглушенная, она видела, словно в замедленной съемке, как машина поднимается вверх, будто ее затягивает гигантским пылесосом вместе с велосипедом, детской коляской и дорожным знаком, видела грациозный изгиб тела той самой блондинки, вылетевшей из окна и упавшей на асфальт.

К Ребекке вернулся слух. Вокруг кричали люди, завывали сирены, со звоном падали на землю осколки кирпичей и стекла. Когда звон прекратился, Ребекка поднялась на ноги. Она проверила, не ранило ли ее. Эпицентр взрыва пришелся на перекресток между переулком и Глочестер-роуд. Она вспомнила двух девочек — в голубом платье и полосатом сарафане. Ребекка сделала несколько шагов. Она не понимала, откуда взялись розово-красные ошметки на тротуаре — что это, товар мясника или человеческая плоть? К горлу подкатила тошнота. Осторожно перейдя улицу, она увидела обрывок полосатой зеленой ткани.

Девочка в сарафане была мертва. Второй, в голубом платье, нигде не было видно. Ребекка начала руками разгребать кучу кирпичей и камня. Белая пыль висела в воздухе, осколки кирпича нещадно резали руки. Она стояла на коленях среди мусора, вытаскивая из него доски и отбрасывая их в сторону, налегая всем телом на большие куски кирпичной кладки. Ребекка копала изо всех сил, боясь, что девочка задохнется прежде, чем она доберется до нее. Она слышала, как подъезжают машины полиции и пожарных, но ни разу не оглянулась, сосредоточив все свои силы на разборе завала.

Наконец среди белой пыли показался край голубой материи. Ребекка стала копать еще ожесточеннее, зачерпывая ладонями мелкие осколки и грязь, обломком доски отгребая битое стекло. Она была уже на пределе, мышцы отказывались работать — от бессилия Ребекка готова была расплакаться.

Какой-то человек склонился над ней, положив руку на плечо.

— Вы тут здорово потрудились, а теперь давайте мы закончим. Мы вытащим ее быстрее, вот увидите. — Мужчина помог ей подняться на ноги.

Ребекка настояла на том, чтобы оставаться на месте; она во все глаза смотрела, как пожарные достают девочку из-под обломков. Кто-то набросил одеяло ей на плечи, кто-то сунул в руки кружку с чаем. Ребекка попыталась сделать глоток, ее зубы застучали о край.

Когда девочку наконец-то извлекли из-под завала, Ребекка увидела, что та практически обнажена — силой взрыва ее платье разорвало на мелкие клочки. Тем не менее, тело девочки, покрытое густым слоем белой пыли, казалось целым.

Один из пожарных пальцами пощупал пульс у нее на шее.

— Она жива? — спросила Ребекка.

Пожарный кивнул.

— Успели вовремя. Вы с ней знакомы?

Ребекка покачала головой. Две женщины подняли девочку, положили на носилки и понесли к машине «скорой помощи». Ребекка молча двинулась прочь, оскальзываясь на кучах мусора, обходя обломки стен и покореженные машины. С удивлением обнаружив, что оказалась на Кромвель-роуд, она повернула к станции Южный Кенсингтон. Сумочка по-прежнему висела у нее на плече; она открыла ее и достала оттуда мелочь. Ребекка чувствовала себя до странности спокойной и очень удивилась, когда кассир в метро спросил ее, все ли с ней в порядке. «Да, благодарю, все хорошо», — кивнув головой, сказала она. Однако, выйдя на набережной Виктории, Ребекка замерла в растерянности, не зная, куда идти дальше; мысли у нее в голове разлетались в разные стороны, словно осколки стекла.

На вокзале Чаринг-Кросс, словно по волшебству, у платформы оказался поезд до Танбридж-Уэллз. Ребекка отыскала свободное место в одном из купе. Напротив нее сидела женщина примерно того же возраста в серой юбке, жакете и шляпке, украшенной искусственными вишнями. Она посмотрела на Ребекку и спросила: «С вами все в порядке, дорогуша?» — и Ребекка, на которую внезапно навалилась страшная усталость, снова ответила, теперь уже с раздражением: «Да, благодарю, все хорошо».

— Вы вся в пыли, — сказала женщина.

Ребекка опустила глаза и поглядела на себя. Она была покрыта густым слоем белой пыли: в точности как та девочка, которую извлекли из-под обломков.

— Я не заметила, — сказала она. — Там была бомба. Бомбардировка.

— Держите, — сказала женщина, протягивая Ребекке зеркальце и носовой платок.

Ребекка посмотрелась в зеркало. Вид у нее был пугающий, странный: на фоне белоснежных волос и лица выделялись только зеленые глаза.

— Боже, — смутившись, сказала она. — Я похожа на пугало.

Ребекка попыталась платком стереть с лица пыль, но ее руки так дрожали, что ничего не получалось. Женщина в шляпке взяла у нее платок и аккуратно вытерла Ребекке лицо. Ребекка вспомнила, как в детстве мать вытирала лица им с Мюриель, поплевав на носовой платок. Женщина в шляпке с вишнями плевать не стала.

Поезд плавно катился по зеленым просторам Кента. Ребекка прикрыла глаза и погрузилась в полудрему. Картинки, живые и объемные, мелькали у нее перед глазами. Мальчик, писающий в лужу… ее мать, со странным воодушевлением рассказывающая о медсестре из Шрусбери… женщина в кафе, накладывающая макияж. А потом, по какой-то непонятной причине, она вдруг вспомнила поездку в Лондон с Майло, когда купила себе два костюма, коричневый твидовый и красный.

Она подумала о девочке в голубом платье. Ребекка помнила, как важно ей было ее спасти. «Почему?» — спрашивала она себя. Чего ты хотела — уравнять счет? Думала, тебе станет легче, если ты спасешь жизнь девочки взамен той, отнятой? Раскапывала завал, чтобы искупить свою вину?