А Полинкой, кстати, еще кое-что руководило… только она сама не понимала – что. А Павел – догадывался…

Вот и сейчас предоставил супружнице полную свободу действий, лишь стоял рядом, внимательно посматривая по сторонам – не подползла б невзначай змеюга! Ежели подползет – так сапогом ее, сапогом! Не, ни одна сволочь не ползла – что, змеи дуры – под сапог ползти да на удар нарываться?

– А пепла-то в кострище маловато будет! – Полинка ожиданий Павла не обманула, приметила все. – Никак не на ночь. Просто запалили ненадолго, да кругом травищу примяли… так, кое-как. Лошади, правда, не подкованы – по следам видно – но… думается, никакие не татары это!

– Как не татары?! – Провор к чему-то настороженно прислушивался, раздувая ноздри, словно что-то почуявший пес.

Отрок постоял так немного, а потом вдруг резко припал ухом к земле… поднял голову:

– Скачет кто-то! И лошади – без подков, от подков-то звук не такой!

– Засада? – взметнувшись в седло, Ремезов выхватил из-за пояса тяжелую татарскую саблю, когда-то подаренную самим Орда-Иченом. – Полина, парни – прячьтесь у реки, в камышах, я же их…

– Поздно, батюшка! – мотнув головой, скорбно промолвил Провор. – Всем нам прятаться надо. Вона они уже – тут!

По лесной дорожке, к оврагу, наметом выскочили всадники – скуластые, на низеньких косматых лошадках. Монголы, «татары», как их тоже называли. Впереди, на вороном коне, скакал молодой человек с непокрытой головою. Длинные, черные, с рыжиной, волосы его развевались, словно боевое знамя, поверх ярко-голубого запашного халата – дэли – блестел золотой крест.

Улыбнувшись, Павел убрал саблю в ножны и махнул рукой:

– Можете не прятаться – это свои!

– Какие ж свои, батюшко? – испуганно выглянул из кустов Провор. – Это ж – татары, которые…

– То дружок мой старый…

Спрыгнув с коня, Ремезов шагнул навстречу всадникам:

– Ну, здравствуй, славный Ирчембе-оглан!

– И вас всех да упасет Христородица, – придержав коня, молодой монгол спешился и, перекрестившись, распахнул объятия. – Пани Полина все так же красива… А я, друже Павел, к тебе!

Июль 1243 г. Смоленское княжество

Вообще-то, старый знакомый Ремезова еще по «западному походу» сотник Ирчембе-оглан был найманом, как есть еще меркиты, уйгуры и прочие. Христианин несторианского толка, как и сын Бату-хана Сартак, молодой сотник давно уже достиг уважения у самого Субэдея, великого монгольского полководца и воина, а также – что, наверное, куда важнее – и у Орда-Ичена – чингизида из рода Джучи, брата Бату. В войске Орда-Ичена, во время похода в Европу, славный сотник занимался разведкой, и Павел мог бы дать голову на отсеченье, что его знакомец вовсе не сменил поле своей деятельности, о чем весьма красноречиво свидетельствовало его появление здесь, в смоленской глуши. Небось, опять заболотский боярин зачем-то понадобился! Зачем – Ремезов уже догадывался, только вот…

– Зачем собаку-то было убивать? Коров?

– Собаку? Коров? – монгол (точнее – найман) озадаченно наморщил лоб. – Ты знаешь, друже – а мы ведь в смоленском улусе первый день. Не доезжая до Всеволода-коназа, решили завернуть к тебе – тут ведь по пути почти что.

Ирчембе-оглан, напрочь опровергая распространенное мнение о диких сынах степей, по-русски говорил отлично, практически без акцента, разве что иногда употребляя словечки типа «коназ» и «улус». К тому же еще знал и немецкий – тот его диалект, на котором говорили в Прибалтике – и, даже, как подозревал Павел – латынь.

– Первый день, говоришь? – Ремезов тут же показал сотнику стрелу, сырные шарики и вяленые полоски мяса. – А это тогда чье?

– Это степная еда, да, – с трудом раскусив шарик, Ирчембе-оглан сплюнул в траву. – Кыпчаки, булгары… много кто еще мог ее привезти. А вот стрела… – тут молодой монгол презрительно скривился. – Это плохая стрела, друг мой! Сам посмотри – и древко обмотано плохо, на скорую руку, и оперение – это ж ворона, неужто не нашлось бы в степях других, более подходящих, птиц?

Покусав губу, Полина тут же протянула руку:

– Дай!

Присмотрелась внимательно, покрутила локон:

– Да, точно – ворона! И как это я раньше не рассмотрела? Вот дура-то. Сама – ворона и есть.

– Ну? – сунув в рот сорванную соломинку, Ирчембе-оглан вопросительно посмотрел на обоих. – Может, объясните мне, наконец, что у вас тут стряслось?

Павел рассказал сотнику все – и про пропавших коров, и про пожар, про мельницу и убитого парня. Пустив рядом коня, найман молча слушал, время от времени задумчиво покачивая головой.

– Ну, вот, вроде бы все, – наконец, замолк Ремезов.

– Все, да не все! – боярышня подъехала ближе, вклинив свою лошадку меж коней собеседников. – Сразу перед пожаром в лесу волхва какого-то видели.

– Кого? – не совсем понял Ирчембе-оглан.

Молодой человек улыбнулся:

– Шамана – по-вашему. Колдуна.

– Угу, – сотник кивнул. – И что колдун делал в лесу? Колдовал?

– Может, и колдовал, – Полина нахмурилась. – Только сдается мне, именно от его колдовства лес и вспыхнул. И трое смердов погибло.

– Э-э-э, – повернувшись в седле, найман шутливо погрозил боярышне пальцем. – А я вот думаю – тут не в колдовстве дело. Лес в такую сушь поджечь – никакого колдовства не надобно… как и смердов убить. Проще простого все! Зачем тут какое-то колдовство? Павел, ты сказал, у тебя мельницу разрушили?

– Ну, да. Раздербанили бревном колесо.

– И главное… – тут же добавила Полинка. – Конец бревна железом обит был – словно таран.

– Значит, не само собой бревно к мельнице приплыло, – негромко продолжил сотник. – Кто-то его сопровождал… в челне… Река-то широкая?

– Да не очень.

– Тогда могли и по берегу идти. С баграми.

– Один из них пращник хороший…

– Стойте, стойте! – Ремезов громко хлопнул в ладоши, от чего его конь присел и чуть было не бросился вскачь. – Давайте-ка гадать не будем. Просто тех людей – или того человека, точно-то еще не известно – могли на реке ребята малые видеть.

– Почему – малые? – найман удивленно моргнул, но тут же рассмеялся. – Ах да, понимаю – сенокосы, страда. Все от мала до велика – в поле.

– Вот именно! Провор должен был всю мелкоту опросить… – Павел повернулся в седле. – Эй, Проворе! А ну, давай-ка, поспеши.

– Сполню, господине, – поклонившись, отрок свернул на ведущую к реке тропку и быстро исчез за деревьями.

– Ну, вот, – довольно потер руки Ремезов. – Сейчас приедем, устроим тебе баньку, пир. Ты вино-то ведь пьешь?