— Он уже вернулся. Ему торги не дают покоя, — счастливо рассмеялся Боян.

— Не ври, — он почувствовал ее взгляд на виске, растущую тревогу, нужно было срочно что-то придумать. — Боян, у тебя действительно все в порядке?

— Почему бы тебе не вздремнуть?

— Когда я с тобой, когда мы с тобой вдвоем, мне не хочется спать, — ответила она.

На следующее утро Краси Дионов заявился в его офис в девять утра и больше не оставлял Бояна в покое.

— Ты работай, работай, я мешать не буду. Понимаю, у тебя встречи…

Мобильник Краси запел «Когда я был подпаском…», Боян знал, что на эту музыку тот переключил все VIP номера. Разноглазый глянул на дисплей, увидел, кто ему звонит, и перекрестился левой рукой. Весь его разговор состоял из лаконичных «да» и «нет» с придыханием.

— Звонил мой человек, я ему полностью доверяю, он проверил хлопок в Турции и сопровождает его к границе. Больше он мне звонить не будет, теперь очередь за твоим дядюшкой Георгием…

День выдался тяжелый. По ходу дела Бояну приходилось наверстывать упущенное вчера. Он не позволил себе пообедать, как-то пережил день на кофе, витаминах и минеральной воде. А когда вышел из кабинета — вздрогнул от удивления. Время шло к девяти вечера, на улице уже смеркалось, а Краси Дионов, развалившись в приемной у секретарш, в кресле читал книгу.

— Не знал, что ты умеешь читать, — похвалил его Боян.

— Учусь, как видишь. Пришлось купить этот триллер в киоске внизу… а ты меня не под…еживай.

Они направились на бульвар «Витоша», в клуб Краси. Нужно было убить время до десяти. Стол уже был накрыт. Пианист играл только для них, время от времени поглядывая в их сторону.

— Как ты выдерживаешь этот голод, ботан? — спросил Краси с набитым ртом, глядя на Бояна теплым карим глазом. — Я там чуть не сдох.

— Я же не борьбой занимаюсь, а умственной деятельностью, — резанул Боян. — Его раздражение переходило в злость. Он позвонил Магдалине и предупредил, что задержится.

— У тебя все в порядке? — обеспокоенно спросила она, ее не покидала вчерашняя тревога.

— Я тоже задаю себе этот вопрос, — нахмурился Краси Дионов, — все ли в порядке… Дядюшка Георгий, он свое дело знает… все, как всегда.

— Как всегда, — успокоил его Боян, — по документам ввозим низкокачественную фуражную муку. Добросовестные фермеры добавляют ее только в самые калорийные силосы.

— В этом вся прелесть фуражной муки, что она пованивает, потому что и «хлопок» с запашком. Ни одна собака не унюхает, что там в мешке с заплесневевшей мукой. Но дядюшка Георгий…

— Он сегодня на смене.

— Тем ни менее, дядюшка Георгий…

— Не беспокойся, он обо всем позаботится.

— Куда он девает все эти бабки, которые мы приносим ему прямо на сковородке?

Боян промолчал.

— Наверное, жарит или тушит в каком-нибудь банке, а, ботан?

Боян не ответил. Пианист играл великолепно. Он похвалил его перед Краси, тот заслуживал похвалы.

— Профессор, преподает в консерватории, — обрадовался Краси, — днем натаскивает студентов, а вечерами здесь, у меня, развлекает гостей. Профессор-то он профессор, но коль не усвоил ремесло дядюшки Георгия, получает у меня по двадцать левов за вечер.

— Мог бы и раскошелиться, этого мало.

— Поехали уже, а то у меня сосет под ложечкой. Колумбийца я распорядился отвезти в «Илиенцы», на твой склад.

Они решили ехать на машине Бояна, что радовало, так как в присутствии Прямого им приходилось помалкивать. Таким неприкаянным и не нужным самому себе он себя не чувствовал уже многие годы. Да и объелся к тому же, сырое рубленое мясо бурчало в желудке. Потом он задремал. «Как всегда», фура должна была припарковаться на бензозаправке, не доезжая до ресторанчика «Черная кошка». Она их ждала. У шофера, мальтийца, была странная прическа — выбритая наголо голова, как у буддиста, с торчащим красным гребнем посередине. Он напоминал ощипанного петуха. Краси Дионов перекрестился и обмяк.

Машина свернула с окружного шоссе направо. На обратном пути в Софию они ехали медленно, Прямой учитывал темп движения фуры, а она была не первой молодости. Наконец, почти в полночь, они приползли в «Илиенцы», братки Краси ждали их у шлагбаума на складе. Небрежно разбросали мешки с мукой, отсчитали и отделили штук двадцать и понесли их в комнатку на втором этаже. Потные, обсыпанные мукой, они походили на пекарей, пекарей с золотыми цепями на шеях. Краси расплатился с петухом-шофером и отослал его в курятник.

* * *

Голая лампочка в скудные шестьдесят ватт, засиженная мухами, освещала грязную, запущенную комнату с пустым стеллажом, кухонным столом и четырьмя стульями. На одном из них сидел колумбиец, по-американски положив ноги на стол. Боян ожидал увидеть элегантного ловкого мужчину среднего возраста, а этот был совсем молодым, похожим на бомжа в своих вытертых джинсах и застиранной футболке с надписью «boss», с глазами-щелочками, как у китайца, и нездоровым цветом кожи. Дешевенькие пансионаты в окрестностях Софии были забиты такими субчиками из Афганистана, Ирана и Ирака. Он жевал жвачку, демонстрируя крупные желтые зубы, взгляд колумбийца, казалось, тоже желтый, как масло в лампадке, был обращен куда-то внутрь. Он снял ноги со стола и закурил сигарету. Братки осторожно распороли мешки и стали доставать из них пакеты в коричневой упаковочной бумаге, выкладывая их на стол. Пакетам не было конца-краю. Только теперь Боян дал себе отчет о масштабах этой сделки и почувствовал, что ему стало жарко. Сонливость как рукой сняло. Рядом с ним шумно дышал Краси Дионов — как борец, закончивший схватку, и еще не сошедший с ринга.

Колумбиец окинул их своим сонным взглядом и достал из засаленной торбы маленькие весы и несколько пузырьков с лакмусовой жидкостью — проверить кокаин. Продолжая жевать (его челюсть ритмично двигалась), он не выпускал из сухих губ сигарету, которая торчала в углу рта, как приклеенная. Взвесив один из пакетов, он молча кивнул. Затем с ловкостью хирурга развернул оберточную бумагу, фольгу, потом промасленную бумагу и, священнодействуя, погрузил в нее указательный палец. Уставившись пустыми глазами, из которых улетучились малейшие признаки мысли, на загаженную мухами лампочку, эксперт лизнул палец. На лице не дрогнул ни один мускул, лицо сохраняло каменную неподвижность.

— Это не то… — с сильным акцентом сказал он по-болгарски.

— Что значит «не то»? — взревел Краси. — Отвечай, дебил!

— Это не кока, — колумбиец не испугался, просто пожал плечами.

Краси шагнул к столу, разорвал второй, третий, четвертый пакет, пробуя на вкус белый порошок из каждого. Он облизывал палец, пока изо рта у него не потек белый ручеек теста.

— Мука… — прохрипел он. Лицо его налилось кровью, разноцветные глаза, казалось, были готовы выскочить из орбит, — заплесневевшая фуражная мука, корм для свиней…