знаю, это расстраивает и разочаровывает, но… может быть, вместо этого стоит просто немного больше узнать о стране, в которой она родилась. – Она снимает салфетку с колен и бросает на тарелку, встает и пожимает плечами. – Мои пара центов, как говорится. Я собираюсь заправить машину, как раз у вас будет немного времени, чтобы подумать. Если надумаете остаться, у меня есть несколько идей, как можно провести время. Или… если захотите, я могу отвезти вас в аэропорт. Я скоро вернусь, и вы сообщите мне о своем решении.

Напоследок она одаривает меня непринужденной улыбкой и выходит из-за стола. Я откидываюсь на спинку стула и оглядываю ресторан отеля. Люди сидят небольшими группами, едят, смеются, улыбаются. Акценты и языки сливаются в один общий возбужденный шум. Кроме компании мужчин в костюмах в углу помещения все остальные одеты просто, многие даже по-спортивному. Интересно, все ли здесь в отпуске? Я задаюсь вопросом: что, если я единственный человек в этой комнате, который здесь, но на самом деле не здесь?

Это внезапно кажется совершенно, жестоко несправедливым. Сейчас я делаю то, о чем мечтала годами. Да, эта поездка прошла не так, как я надеялась. Хотелось вернуться домой с ответами – вместо этого кажется неизбежным, что я уеду, обнаружив еще больше вопросов. Я позволила себе осознать всю глубину своего провала. Похоже, я должна смириться с тем, что Бабча рано или поздно умрет, так и не подвязав концы ниточек, хотя она очень надеялась, что я помогу ей в этом.

Это так несправедливо, что после всей любви, которую она мне подарила, у меня не получается дать ей то единственное, о чем она меня просит. Я хандрю. Я хочу сбежать домой и провести с ней последние дни, умоляя ее о прощении. Я не хочу сдаваться, но, кажется, у меня нет выбора. Что еще осталось попробовать? Чего еще она пожелала бы?

Ответ приходит в одно мгновение:

«Чтобы я осталась».

Бабча никогда бы не захотела, чтобы я чувствовала себя настолько виноватой. Она никогда бы не захотела, чтобы я раскисла или упустила такую возможность. Я знаю, что если бы она была здесь и могла дать совет, она бы бросила на меня надменный взгляд и указала на дверь. Я слышу ее голос в своей голове:

«Поезжай и посмотри мою страну, Элис. У тебя, вероятно, не будет другой возможности».

Бабча заставила бы меня посмотреть страну, которую она когда-то так любила, и впитать все увиденное. Она заставила бы взять перерыв и побороть чувство вины. Она подбадривала бы и отмечала мое мужество в том, что я попыталась. Она сказала бы, что семья справится без меня еще один день. Она сказала бы, что поспешное возвращение ее не обрадует – более того, это скорее единственный способ разочаровать ее.

Когда Зофия возвращается в вестибюль двадцать минут спустя, я приветствую ее улыбкой.

– Ладно. Итак, у нас в запасе целый день. Что вы предлагаете сделать в первую очередь?

– Горы или соляные шахты, – говорит она, тут же включаясь в ритм.

– Что лучше? – интересуюсь я.

– Зависит от обстоятельств. Чего вы боитесь больше, высоты или замкнутого пространства?

– О какой глубине под землей мы говорим? – уточняю я.

– Сто тридцать пять метров.

Я не могу на лету сделать расчеты, чтобы перевести это в футы, но я догадываюсь, что это долгий путь, и я ненавижу замкнутые пространства. Я вздрагиваю и качаю головой.

– Нет, спасибо. Горы так горы.

Десять минут спустя мы возвращаемся в машину и в плотном потоке направляемся к выезду из города. Зофия снова переходит в режим экскурсовода, указывая на памятники и исторические достопримечательности, но теперь я заставляю себя сосредоточиться на ее словах, потому что всякий раз, когда я позволяю себе отключиться, я думаю о ситуации дома и чувствую напряжение. К счастью, Зофия отличный гид-экскурсовод, и к тому времени, когда мы выезжаем из города и начинаем подъем в горную часть страны, мой мозг полон информации об этом регионе, как будто она провела быструю загрузку.

– Вы должны попробовать оштьепок! – внезапно восклицает Зофия и резко сворачивает на парковку перед деревянной хижиной, стоящей у самой дороги. Строение совсем маленькое – размером примерно с одну из небольших спален в моем доме. Из трубы валит дым, на стоянке уже пять машин.

– Оштьепок, – повторяет она, догадываясь, что я уже забыла это слово. – Копченый сыр. Необыкновенный! – Зофия лезет в сумочку, достает свой мобильный телефон и выключает.

– Здесь практически не ловит, – предупреждает она меня. – Лучше всего выключить его сейчас, иначе ваша батарея разрядится, пытаясь найти сеть.

– О, – бормочу я растерянно, потому что вчера поздно вечером я закончила все свои разговоры на резкой ноте. – Но я могу понадобиться семье…

– Мы вернемся примерно к шести вечера. Вы сможете поговорить с ними сегодня в обычное время, – предлагает она. Я смотрю на телефон, вздыхаю и делаю рассылку. Я краснею от смущения, когда понимаю, что могу отправить одно и то же сообщение маме, Уэйду и Келли.

«Сегодня днем какое-то время у меня не будет связи. Если я понадоблюсь, я вернусь в зону досягаемости примерно к часу дня по вашему времени. Мы можем поговорить вечером. Я очень сожалею о вчерашнем, и я люблю тебя».

Затем я следую за Зофией в хижину, где меня действительно впечатляет скрипучий, мягкий вкус копченого оштьепока. Продавец подмигивает мне и настаивает, чтобы я попробовала его домашний лимонный ликер, который, попав на язык, на вкус оказывается точь-в-точь как лимонад, но обжигает горло, как водка. Зофия и продавец смеются над тем, как расширяются мои глаза, и просто хохочут, когда я стучу себя по груди, чувствуя, как жидкость прожигает свой путь вниз.

Мы сразу возвращаемся в машину, и Зофия снова мчится в потоке, останавливаясь только для того, чтобы показать мне несколько впечатляюще оформленных деревянных хижин и смотровую площадку, вид с которой захватывает дух, а затем мы продолжаем двигаться дальше до самого города Закопане. Он находится высоко в горах – так высоко, что, несмотря на летнюю жару, я вижу снег на некоторых вершинах.

Мы останавливаемся на обед, и я покупаю кое-какие сувениры в магазинах в центре города: ожерелья из польского янтаря для Келли и мамы, стаканчик с надписью «Закопане» для Эдди, настоящую польскую водку по просьбе моего отца и вторую бутылку для Уэйда, который, безусловно, заслуживает выпить после того, что я заставила его пережить на этой неделе. Когда мне