Потом я набрал Анну. Очень соскучился. Очень люблю. Безумно хочу. Скоро буду. Ну очень скоро.

Молодая узбечка подслушивала. Когда я повесил трубку, она неожиданно спросила:

— Вы знаете как на латыни будет «инвалид»?

— Нет! И как же? (чего то она хочет, сама разговор завела, а так ничо себе, симпотненькая)

— Гомо инвалидус!

— Гомо инвалидус. Инвалидус. Гомо. Да, хорошо сказано. Опираясь на мои знания в английском — ин — валид, это типа «бесполезный, никчемный». Нормально от них общество открестилось. А «гомо» — эту тему и затронуть страшно, ха-ха-ха!

— Да нет же! Вы не поняли. Я вот тут сижу, наблюдаю нравы. Так я вам прямо скажу — каждый второй мужик, что женщину сюда приводит — гомо инвалидус. Вы знаете, что уже через несколько недель у ребенка начинает биться сердце!

— Дэк это и я гомо инвалидус, получается?

Услышав нотки агрессии в моем голосе, узбечка быстро уткнулась в свою латынь. Но его взгляд на последок быстро мне шепнул: «кто бы сомневался».

— А сколько ещё ждать?

Я спросил тоном капризного клиента частной практики. — Часа полтора

Я понял, что мир спасет пиво и двинул к выходу.

— Постойте, а вы не хотите заплатить?

— Безусловно. Я вернусь когда все это закончится и рассчитаюсь.

— Нет-нет! Как это «вернусь» — распишитесь пожалуйста и оплатите счет. Вы что же не доверяете доктору Иссахарову? А он за собственные средства наркоз из Израиля заказывает. Лучший в мире. Ещё и таможенникам на лапу даёт, чтоб без проволочек! Да к нам со всего Ташкента едут!

— Хорошо, хорошо, без проблем. Я доверяю Юрию эээ Аджебраиловичу.

Я быстро рассчитался монетами леди Ди. Осталось как раз на обратное такси и на пиво. Просто супер. Пиво сейчас необходимо. Что-то совесть активизировалась донельзя. И кто ей дал право меня осуждать. Сучка молодая. Что она знает о жизни. Гомо инвалидус! Это я то?

Да это я! Я! Украл деньги, сунул Ди под нож злочинца и убийцы Иссахарова, рассчитался за это её же деньгами, да еще сейчас себе на пиво выкрою. Тьфу. Инвалидус и есть. Гомо, блять.

Совесть распрыгалась не на шутку. Пришлось дать ей поддых и нокаутировать. Чем старше я становлюсь, тем легче нокаутировать собственную совесть.

* * *

Поправленный пивком я закусил конфектой от кашля. Вкус у конфекты был ужасен, но я не хотел портить воздушной амброзии Дома Иссахара.

Когда я вернулся все было кончено. Аджебраилыч совершил свое непотребство, забрал деньгу и свинтил. Наверное двинул вприпрыжку на митинг сатанистов. Студенкта сухо кивнула мне на дверь разделочной:

— Дайте ей ещё минут двадцать — прийти в себя от лекарства.

Ди сидела в кресле с пустым взглядом человека впервые испытавшего сильный героиновый прилив. Она смотрела сквозь меня.

Я присел на стул рядом, понимая, что говорить бесполезно. Но Ди вдруг сказала совершенно трезвым голосом:

— Страшная штука этот наркоз. Вроде бы спишь, а вроде бодрствуешь. Раздваиваешься как-то что ли…

Вот мы с тобой в комнате и весело нам. И еще кто-то в комнате — третий. Ему тоже весело. А потом возникаю ещё одна я. Только такая огромная я — в разы больше комнаты. Я смотрю на нас всех сверху, будто на аквариум с рыбками. Смотрю, смотрю, а потом выключаю у нас в комнате свет. И все — темнота.

* * *

Афганский альбом. Забытый полк.

В 1983–1985 годах в небольшом кишлаке Бадабер в 10 км южнее Пешавара, находился лагерь афганских беженцев. При нём был организован «Центр подготовки боевиков Святого Халида ибн Валида», где под руководством военных инструкторов из США, Пакистана, Китая и Египта проходили обучение будущие моджахеды, намеревавшиеся вернуться в Афганистан для продолжения сопротивления против советской оккупации.

Помимо глинобитных домишек и палаток там располагались шесть складских помещений с оружием и три тюрьмы. Сюда привозили военнослужащих Вооружённых сил ДРА и «шурави» захваченных в Панджшере и Карабаге.

Советских пленных использовали на тяжёлых работах, за малейшую провинность жестоко избивали; одновременно душманы склоняли пленных к принятию ислама. У военнопленных созрел план: захватить склад с оружием на территории лагеря и потребовать от руководства моджахедов встречи с представителями советского посольства в Исламабаде.

26 апреля 1985 года в 21:00, когда весь личный состав лагеря был собран на плацу для совершения вечернего намаза, группа советских военнопленных «сняла» двух часовых у складов артвооружения и на вышке, освободили пленных и вооружились захваченным на складах стрелковым, артиллерийским оружием. Предполагается, что организатором восстания был уроженец Запорожья Виктор Духовченко.

В 23 часа по приказу Бурхануддина Раббани место боестолкновения было блокировано тройным кольцом окружения, составленным из отрядов моджахедов и пакистанских племенных отрядов пограничной милиции, вооружённых бронетехникой и артиллерией. Раббани лично предложил восставшим сдаться и пообещал сдавшимся сохранить жизнь. Но они ответили категорическим отказом и, в свою очередь, потребовали встречи с представителями советского или афганского посольств в Пакистане, а также вызвать на место происшествия представителей Красного Креста. Раббани отверг эти требования и принял решение начать штурм, который продолжался всю ночь.

К 8 часам утра 27 апреля стало ясно, что восставшие сдаваться не намерены. Во время штурма Раббани чуть было не погиб от разрыва гранатомётного выстрела, при этом серьёзные осколочные ранения получил его телохранитель. В 8 часов утра начался артобстрел Бадабера пакистанской тяжёлой ствольной артиллерией, после чего склад вооружения и боеприпасов взорвался.

Инцидент вызвал переполох среди пакистанского руководства и афганских моджахедов. Генерал Мухаммед Зия-уль-Хак, президент Пакистана, принял решение засекретить всю информацию об инциденте. Среди формирований Гульбетдина Хекматияра был распространён его приказ о том, чтобы впредь «шурави» в плен не брать, а при захвате уничтожать на месте. Пакистанскими властями был полностью конфискован выпуск пешаварского журнала «Сафир», который рассказывал о восстании в крепости. Однако сообщение о восстании советских пленных поместила популярная левая пакистанская газета «Муслим». Эту новость затем распространили западные СМИ

27 мая из материалов агентства печати «Новости» о произошедшем узнала широкая общественность СССР. Смысл сообщения — сугубо политический; в нём не было ни слов соболезнования родственникам, ни восхищения подвигом пленных, ни скорби об их трагической судьбе. Их гибель была использована как повод в очередной раз раскритиковать администрацию Роналда Рейгана.

Я переминаюсь с ноги на ногу и ожидаю личного друга Гульбеддина Хекматияра, скандально известного боевика Саида Аюб Хана в ташкентском аэропорту. Счастливые пассажиры вокруг, детишки с мороженным, понимаешь. А я один на один со всем международным терроризмом. Нужна быстрая атака, мгновенная импровизация.