Рэйту удалось поколебать всеобщее убеждение в том, что фрэев нельзя убить. Они истекали кровью и умирали, как любой смертный. Впрочем, схватка Арион и Гриндала наглядно показала, что по силе некоторые фрэи близки к богам.

В день, ставший для многих последним, жителям Далль-Рэна казалось, что мир катится в пропасть, однако они вели себя со сдержанным достоинством. Помимо тех, кто погиб в битве, люди скорбели и о своем вожде, а также о тех, кто исчез прошлой ночью.

С удивлением узнав, что Тресса понятия не имеет, куда делся ее муж, Персефона сообщила ей о смерти Коннигера. Хотя женщина приняла известие со слезами, спина ее осталась прямой. Персефона рассказала, что Коннигер и прочие отправились спасать Мэйв и Сури, узнав, что те пошли на Бурую Грин. К сожалению, медведь убил всех. Персефона решила не вдаваться в подробности и не объяснять, как именно сошлись Коннигер и Грин. Характер у Трессы был не мед, тем не менее, Персефона сочла нужным сохранить у вдовы добрую память о муже. Никто не должен страдать так, как она из-за Рэглана.

К удивлению Персефоны, Сури не спешила покидать далль. Она ожидала, что девочка-мистик уйдет сразу после битвы. Вместо этого Персефона обнаружила ее и Минну у южной стены.

– Вряд ли это конец, да? Помнишь предупреждение, с которым ты пришла ко мне?

Сури покачала головой.

– Мелковато. Это лишь начало. Надвигается зима.

Персефона нахмурилась и кивнула.

– Полагаю, теперь ты вернешься в лес? – Сури посмотрела на нее так, будто только что очнулась ото сна. – Знаешь, ты могла бы остаться, – предложила Персефона.

Сури скептично покосилась на огромную дыру в земле, где все еще бурлила черная жижа, потом на зубчатую брешь в западной стене. Ее глаза пробежали по десяткам подпалин на траве и крышах домов.

– Да уж, – кивнула Персефона. – Рэн знавал времена и получше.

– Когда?

Персефона улыбнулась.

– Может, лучше мне пожить у тебя? – Она села рядом с мистиком, прислонившись спиной к стене. – Ты умница! Здорово придумала с повязкой для Арион.

– Знаки в маленьких пещерах дхергов отпугивают духов. Мне никогда не удавалось разжечь там огонь или прочесть будущее по костям. Ничто из мира духов не действует, если его окружить этими значками.

– Ты большая умница! Знаешь об этом?

Сури пожала плечами. Она смотрела сквозь пролом в стене.

– Мэйв… Кем она была?

– Мэйв? Хранительницей Уклада клана Рэн. Она помнила все предания нашего прошлого. К счастью, у нее были ученицы, и она передала им свои знания. К примеру, Брин. Она обожает разные истории, и у нее отличная память.

– Какой она была? Кто был ее мужем?

– Мэйв никогда не выходила замуж.

– У нее была дочь.

Персефона кивнула.

– Мэйв не была замужем за этим мужчиной.

– Ты знаешь, кто это?

Персефона подтянула к себе колени и оправила подол. Одежда была испорчена, вся в грязи и в крови. Похоже, именно из-за крови Тресса не стала расспрашивать о подробностях гибели Коннигера. Либо же она знала правду.

– Не думаю, что это так уж важно. Все кончено. Они все мертвы.

– Не все, – возразила Сури.

– Что ты имеешь в виду?

– Думаю, ее дочь жива.

– Дочь Мэйв? Нет, Коннигер все выдумал. Дочь Мэйв погибла в лесу, где ее бросили четырнадцать лет… – Персефона умолкла и уставилась на Сури, внезапно догадавшись. – Четырнадцать или чуть больше…

– Или чуть меньше, – закончила за нее Сури. – Отец еще жив? – спросила она, не глядя на Персефону. Девочка продолжала смотреть сквозь пролом в стене.

– Нет. Погиб месяц назад. Коннигер убил его и свалил вину на Бурую.

Сури наконец посмотрела на Персефону. Она погрузилась в раздумья, и татуировки вокруг глаз переплелись.

– Я вышла замуж за Рэглана двадцать лет назад, – сказала Персефона. – За эти годы я принесла мужу троих сыновей. Один умер сразу после рождения. Дункан едва дожил до трех лет. Манн вырос прекрасным юношей, но его отняла у нас Бурая Грин. Дочери у меня не было, хотя я о ней мечтала! Моему мужу боги подарили дочь, а он ее так и не увидел. О ней не знал никто, кроме Рэглана, Коннигера и Мэйв…

В глазах Сури стояли слезы, по щекам Персефоны бежали капли. Минна подняла голову и посмотрела на них так, будто они обе сошли с ума.

* * *

Рэйт сидел снаружи домика Роан – одного из немногих в центре далля, который не получил никаких повреждений. В руках он держал сломанный меч отца. По сравнению с клинком Шегона тот выглядел так, будто его выковал ребенок.

– Вот ты где, – подошел к нему Малькольм.

Бывший раб избавился от громоздкого щита, но копье придержал. Он пользовался им как посохом, что отнюдь не делало его похожим на воина. Он сел рядом с Рэйтом, вытянув и скрестив длинные ноги в сандалиях. Вместе друзья разглядывали далль и его жителей, которые как ни в чем не бывало сновали по своим делам, едва оправившись от недавнего катаклизма и несостоявшейся бойни. Одни латали дыру в стене, другие направились к своим огородам, овцам и горшкам. Просто очередной день.

– Что ты с ним сделаешь? – спросил Малькольм, указывая на сломанный меч.

– Не знаю. Носить его с собой глупо. – Рэйт воткнул клинок, с которого все и началось, в землю. – Наверно, следовало оставить его вместе с отцом. Никто бы и не польстился. Кому он нужен?

Малькольм кивнул в знак солидарности, и Рэйт понял, что ему нравится в нем больше всего. Малькольм всегда его понимал или хотя бы с ним соглашался. Вероятно, еще одно следствие долгих лет в рабстве, но Рэйт все равно считал это весомым плюсом.

На противоположной стороне далля Минна лежала возле Сури и Персефоны, беседующих у стены. Всем бы такого преданного друга.

– Чем займешься теперь? – спросил Малькольм.

– Тоже не знаю.

– Приятно видеть, что ты контролируешь ситуацию.

– Понимаешь, все изменилось. – Рэйт посмотрел на торчащий в земле меч. – Я вырос в тени отца. Старался выжить, старался доказать, что чего-то стою. Он был планкой, по которой я мерил себя. Каким бы скверным он ни был, другого у меня нет и не будет.

Малькольм снова кивнул.

– Мы оба плывем без руля и без ветрил.

Рэйт кивнул в ответ и внезапно понял, что в тот день на берегу реки Берн свободу получил не только Малькольм. И оба они не представляли, что теперь с ней делать. Впервые в жизни Рэйт оказался предоставлен самому себе. Он мечтал о свободе, словно о далекой сказочной стране, которой не существует. Случайно попав в Далль-Рэн, он растерялся. Перед ним расстилались сотни возможных дорог и уйма вариантов, вогнавшие его в ступор. Как выяснилось, свобода воздвигает тюрьму куда более крепкую, чем семья или клан.