Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анна поднялась по ступенькам и, прежде чем позвонить, глубоко вздохнула. В доме было тихо, и она искренне расстроилась, что никого нет дома. Переложила коробку в другую руку и огляделась по сторонам, выискивая глазами место, где можно ее оставить. На крыльце, которое было видно с улицы, не было ни растений, ни украшений.
Нет, наверняка украдут.
Дверь распахнулась. У нее затряслись поджилки. Интересно, как он отреагирует на ее приход? Но Кен, увидев, что это она, улыбнулся.
— Надеюсь, я не помешала тебе…
— Нисколько. Пожалуйста, входи.
— Спасибо.
Она вошла в холл. Кен закрыл за ними дверь и кивком пригласил в переднюю комнату.
— Может, присядешь?
— Конечно.
Комната была опрятной, без дорогой мебели, но стильной. Ковры в прихожей и гостиной были с крупным геометрическим узором, похожим на что-то индейское. Он пересек комнату — медленно, но не прихрамывая и не отдавая предпочтение какой-то одной части тела. Неужели ему до сих пор больно? Как-никак восемнадцать ножевых ранений… Из-за нее.
Анна уже собралась сесть, но поняла, что все еще держит коробку.
— Я принесла это тебе.
— Тебе не нужно было этого делать.
Она протянула ему коробку.
— Пожалуйста.
Кен взял коробку и, вертя в руках простую черную упаковку, сел. Затем улыбнулся и издал тихий смешок.
— Какой подарок лучше всего подарить парню, которого чуть не убил твой бывший муж?
Она ахнула и прижала ладонь ко рту.
— Кен… Не говори так.
— Шутка.
— Извини. Я не знала, что он зайдет так далеко, что он…
Кен присел рядом и положил ладонь ей на руку.
— Я серьезно, Анна. Ты не виновата. Я жив. Я смогу вернуться к работе… — Он поколебался. — Со мной все будет в порядке.
Его взгляд был искренним, открытым.
Анна медленно высвободила руку и вернула ее себе на колени.
— Я не могу выразить словами, как ужасно я чувствую себя из-за того, что случилось.
— Я слышал о твоей тете.
Шварцман моргнула, сдерживая слезы.
— Мои соболезнования.
Она потерла щеки и сказала, кивком указав на подарок:
— Открой.
Кен кивнул и вытащил бутылку «Эвана Уильямса».
— Бурбон.
— Любимая марка моего отца.
После его смерти Анна унаследовала одиннадцать бутылок. Это было одно из ее удовольствий — сидеть в своей квартире с бокалом бурбона и книгой или старым фильмом. Тех бутылок больше не было. Подарок для Кена был первой бутылкой «Эвана Уильямса», которую она купила сама.
— Не хочешь стаканчик? — спросил он.
— Пожалуй, нет.
— Тогда в другой раз.
— Да, — согласилась она.
Оба умолкли. Затем Шварцман встала.
— Боюсь, мне пора.
Кен остался сидеть.
— Знаешь, я благодарен тебе.
— Благодарен?
— Врачи сказали, мне крупно повезло, что ты вовремя проснулась.
— Это мне повезло, — сказала она, подумав, что удача — самая нелепая вещь в том, что касается последних бурных недель ее жизни. Но той ночью она проснулась раньше, чем Кен умер. Ей очень хотелось думать, что это отец и Ава помогли ей тогда проснуться.
— В любом случае я благодарен.
Несмотря на то, через что ему пришлось пройти, это был все тот же Кен — добрый, заботливый. Анна надеялась, что они останутся друзьями. Для них обоих это будут тяжелые несколько месяцев.
Ей самой предстоит мастэктомия, а потом длительное выздоровление.
Но, может, после этого…
Хочется надеяться.
— Я выпущу себя сама.
Анна хотела спросить его, когда он вернется на работу, но побоялась услышать ответ. С момента нападения прошел уже месяц. Сколько еще ему ждать?
Кен встал.
— Надеюсь, я скоро увижу тебя.
— И я надеюсь, — сказала она, и это была правда.
Спускаясь по ступенькам крыльца Кена Мэйси, Анна вздохнула с облегчением. Он ходил. Самостоятельно. В доме не было никакого медицинского оборудования. Похоже, он поднимался и спускался по лестнице сам.
Может, с ним и вправду все будет в порядке.
Сможет ли она тогда простить себя?
Анна уже села в машину, когда зазвонил мобильник. Она ожидала звонок Хэла. Он скоро закончит работу, и они договорились встретиться за ужином. Увы, посмотрев на телефон, она увидела код 864.
Гринвилл. Спенсер.
Она могла не отвечать. Но ответила. Ей больше не нужно убегать от своих страхов.
— Шварцман, — сказала она и затаила дыхание, ожидая услышать его низкий хриплый голос.
— Аннабель Шварцман? — произнес женский голос.
— Это я.
Ее пальцы нащупали кнопку «замок» на двери машины и нажали.
— Я Лаура Патчетт, помощник окружного прокурора округов Гринвилл и Пикенс. — Голос был сухим, лаконичным, серьезным. Профессиональным. Шварцман насторожилась. — Я хотела бы поговорить с вами о Спенсере Макдональде. Или, точнее, о выдвинутом против него обвинении.
Обвинение. Против Спенсера. Чтобы навсегда упрятать его за решетку.
Шварцман закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Она изо всех сил пыталась контролировать свое дыхание, свой пульс. Одно его имя вновь пробудило привычную реакцию — сражайся или беги.
— Да, — сказала она, медленно дыша. Вдох. Выдох.
— Мы хотим, чтобы вы дали показания на предварительном слушании.
Анна мысленно прокрутила эти слова в голове, прислушалась к реакции своего тела. Спазмов в животе, которые возникали всякий раз при мысли о Спенсере, не было. Он за решеткой. Ему светит пожизненное. То есть навсегда.
Известие об аресте Спенсера повергло мать в шок. В ее ответах Анна слышала нежелание признать правду. Даже когда она подробно рассказала ей о том, что он сделал.
Впрочем, так было всегда. Поверит ли мать, что Спенсер — законченный злодей, когда его признают виновным в убийстве Авы? Может, да. А может, и нет. Пульс постепенно замедлился. Она открыла глаза. Посмотрела на миновавшего ее машину любителя бега трусцой и его собаку.
— Мисс Шварцман?
— Да.
— Я спросила, не хотите ли вы…
— Да, — перебила ее Анна. — Я дам свидетельские показания.
— Замечательно, — сказала Патчетт. Шварцман услышала облегчение в ее голосе. — Мы планируем назначить дату через две недели после этой среды.