— Джо, — сказал я невзначай после некоторой паузы, — знаешь… а ведь я, пожалуй, готов принять твое предложение.

— И это правильно, кто бы сомневался! — Затем, прожевав полновесный кус тоста, так же невзначай уточнил: — А… какое предложение?

— Получить возможность воочию убедиться в могуществе твоей веры, посетить субботнюю службу в твоей церкви… что, не помнишь?

— Да! церковь! ты придешь! о, парень, да! Но, правда, это не совсем церковь… в смысле, церковь, но необычная. Ну, безо всяких там алтарей, амвонов, разноцветных окошек… она скорее как шатер, вот она какая. Шатер? А? — Он кратко хмыкнул, давая выход забрезжившему удивлению. — Да, вот такая она — как шатер. Как тебе это?

— Со всей очевидностью, архитектура твоего собора оставила не слишком глубокий след в твоей памяти.

— Но… эй, Ли, слушай: одно «но». Мы с Джен оттуда не сразу домой вернемся. С одной стороны — Хэллоуин, все дела. Надо, чтоб вечерком ребятишки малость позабавились.

— Да, Лиланд, — тихим голосом поддержала Джен, — после церкви мы отправимся в свой новый дом. На кухне кое-что подкрасить. Но, конечно, мы и там будем тебе рады, хоть весь день — а потом с нами и вернешься.

— В яблочко! — Джо Бен прищелкнул пальцами. — Ты когда-нибудь красил стены, Ли? Такой кайф, знаешь! Просто рай! Шварк-шварк! Мановение руки — и… Красный! Желтый! Зеленый!..

— Бежевый, кремовый и салатовый, Джо, — подправила его палитру Джен.

— Во-во! Как тебе это, Ли? Если ты в силах держать кисть — мы тебе ее доверим, но устроим испытание, вроде того, — поглядим, годишься ли ты в дело. И если годишься… отлично порезвимся.

Я сказал, что, боюсь, после проповеди брата Уокера наверняка буду так потрясен — где тут сохранить верность кисти? Но назвал несколько знакомых ребят, которые, возможно, заинтересуются…

— Джо Гарпер? Гекльберри[63]кто? Ли, а эти парни — они городские?

— Шутка, Джо, забудь…

Что он тотчас и сделал, пустившись в восторженное описание своих планов по росписи ванной:

— Человеку, согласись, нужно что-то, чтоб глаз радовало, пока вокруг сплошной белый фаянс? Что-то буйное, кайфовое?

Я предоставил Джо Бену и его жене обсуждать нюансы отделки ванной, а сам снова занялся яичницей…

…Ощущение угрозы он в конце концов объяснил своим детским страхом, как бы не заставили съесть сырое яйцо… (маленький мальчик с плеча Хэнка бросил последний умоляющий взгляд на мать, но та лишь сказала: «Счастливо повеселиться, Лиланд») и тем фактом, что Хэнк, очевидно, до сих пор порядком взвинчен…

Джо был в приподнятом настроении, даже по меркам Джо. Он пропустил ночную перепалку, заснул в совершенном неведении о возобновлении холодной войны между Хэнком и мной и, пока родичи грызлись под сенью его Утопии, Джо провел ночь в грезах о братской идиллии: красочный мир гирлянд и бабочек, синих птиц и золотых рыбок, где Человек Любит Своего Брата Просто Потому, Что Так Приятнее. Бедный наивный Джо с мозгами Пиноккио и миром из взбитых сливок… Рассказывают, когда Джо был маленьким, кузены вытряхнули его рождественский чулок и заменили подарки на конский навоз. Лишь глянув на него, Джо опрометью бросился к двери, восхищенно засверкав глазами. «Погоди, Джо, ты куда? Что подарил тебе дедушка Санта?» Согласно преданию, Джо задержался у двери в поисках веревки. «Новехонького пони, а он убежал. Если поспешу — еще поймаю».

И с тех самых пор, казалось, Джо почитает щедрую долю своих тягот за удачу, а щедрую меру дерьма на своем пути — за верный знак того, что прямо за поворотом его поджидают шотландские пони, а чуть дальше по дороге — арабские рысаки. А объясни ему, что нет лошадей, и не было в помине, что все — лишь розыгрыш и один навоз, он бы поблагодарил за подаренное удобрение и занялся бы садоводством. И скажи я ему, что вызвался отправиться с ним в церковь лишь ради свидания с Вив, он бы возрадовался, что я укрепляю отношения с Хэнком через дружбу с его женой.

Ли ловит краткий взгляд Хэнка из-за газеты: в глазах озабоченность, губы ищут некие добрые и мудрые слова, которые бы все уладили. Не находят. Сдавшись, его рот закрывается, и, прежде чем Хэнк снова поднял газету, Ли подмечает в его лице беспомощность, отчего ликует и смутно тревожится разом…

Но мне слишком нравился этот шустрый гном, чтобы рисковать с ним откровенничать. И я сказал ему:

— Да ладно, Джо, я до темноты вполне потерплю. Кроме того, вроде бы… Вив, не ты ли говорила, что собираешься прокатиться к пляжу и поискать ракушек на отливе?

Вив сидела на хромированном табурете, поджав свои кеды под блестящий ободок, и штопала носок, натянутый на электролампочку. Продев узел иглой, она протащила нить и поднесла ее к своим сверкающим острым зубкам. Чик!

— Не ракушки, Ли, — отвечает она опасливо, заглядывает в ящик, ищет следующий носок. — Каменные устрицы. Да. Я говорила, что, может, и выберусь, но не знаю… — Она посмотрела на Хэнка. Газета зашуршала над столом, навострив бумажные барабанные перепонки.

— А меня не подхватишь? Если поедешь?

— У нового дома Джо с Джен тебя подхватить — или где? Если поеду?

— Да, самый раз.

Она вдела лампу в очередной носок; глаз «Дженерал Электрик» лукаво подмигнул мне из шерстяной оправы.

— Итак… — Свидание назначено. Я встал из-за стола. — Скажи, когда будешь готов, Джо.

— Хорошо. Дети! Писклявочка, отведи малышей в лодку. Собирайтесь. Гоп! Гоп!

Мырг. Глаз постепенно затягивался белыми ресничками стежков. Чик.

— Значит, еще увидимся, Ли? — спросила она с усердным безразличием, не вынимая изо рта толстую белую нить.

— Ага, наверное. — Я зевнул, следуя за Джо к выходу из кухни. — Потом… — Снова зевнул: я мог быть безразличным, как само безразличие.

Какую-то секунду, когда Хэнк уже вернулся к газете, Ли, не в силах продолжить начатое, хочет кинуться к брату, молить о прощении и помощи: Хэнк, вытащи меня! спаси меня! не дай подохнуть, как последней букашке! (Маленький мальчик отвернулся от матери. «Хэнк, я ужасно устал…» Хэнк щелкнул мальчика по лбу: «Не дрейфь, пацан, старина Хэнкус не отдаст тебя на съеденье мраку!») — но вместо этого решает: «Ну и дьявол с ним. Ему ж и дела нет». И негодующе сжимает челюсти…

В гостиной Хэнк поинтересовался, не собираюсь ли я задержаться в городе после службы и поглазеть на гоблинов-шмоблинов. Не исключено, пожалуй, ответил я. Он ухмыльнулся:

— Малешко Бога, малешко бесов — так, Малой? — Будто наша злосчастная перепалка забыта. — Что ж… счастливо поразвлечься.

По сути, думал я, выходя из дому, что до усердного безразличия — неясно, кому из нас троих присудить пальму первенства…