как наш флот был успешным, война на суше была для нас полной унижений. В то время Соединенные Штаты образовали слабо связанную конфедерацию, где немногочисленное население было рассеяно по огромному пространству суши. С тех пор как партия федералистов ушла от власти в 1800 году, способность нации поддерживать порядок дома и добиваться уважения за границей неуклонно сокращалась, и двенадцатилетнее бессильное правление доктринерской демократии сделало нас несостоятельными против нападения и почти столь же слабыми для обороны. Джефферсон, хотя и был человеком, чьи взгляды и теории оказали глубокое влияние на нашу национальную жизнь, был, пожалуй, самым неспособным руководителем, когда-либо занимавшим президентское кресло. Будучи почти чистым провидцем, он был совершенно не способен справиться с малейшей реальной опасностью, и, даже не исключая его преемника Мэдисона, было бы трудно представить себе человека менее подходящего для того, чтобы с честью и безопасностью руководить государством в бурные времена, ознаменовавшие начало нынешнего века. Не имея благоразумия избегать войны или предусмотрительности подготовки к ней, администрация беспомощно ввязалась в конфликт, в котором только флот, подготовленный федералистами двенадцать лет назад и за прошедшее время скорее ослабленный, чем укрепившийся, спас нас от полного и постыдного поражения. Верная своим теориям, нижняя палата Законодательного собрания Вирджинии не делала никаких приготовлений и думала, что война может вестись «вооруженной нацией». Представители именно этой идеи, ополченцы, частично вооруженная толпа, бежали, как овцы, всякий раз, когда их приводили на поле боя. Регулярные войска были не намного лучше. После двух лет войны Скотт записывает в автобиографии, что во всей армии на границе с Ниагарой было всего две книги по тактике (одна написана на французском языке), а офицеры и солдаты находились на таком абсолютном уровне невежества, что ему пришлось провести месяц, тренируя всех первых, разделенных на отряды, в солдатской и ротной школе. Неудивительно, что такие войска были совершенно не способны встретить англичан. Ближе к концу генералы были такими же плохими, как и армии, которыми они командовали, а администрация военного ведомства до самого последнего времени оставалась торжеством глупости[147]. За исключением блестящей и успешной атаки посаженной на лошадей кентуккской пехоты в битве на реке Темс, единственное светлое пятно в войне на севере – кампания на ниагарской границе летом 1814 года, и даже здесь главная битва, битва при Ланди-Лейн, хотя и воздала американцам не меньше чести, чем англичанам, была для первых поражением, а не победой, как, по-видимому, полагает большинство наших писателей.

Но война имела двоякий аспект. Это было отчасти соперничество между двумя ветвями английской расы, а отчасти последняя попытка со стороны индейских племен остановить продвижение наиболее быстро растущей одной из этих двух ветвей, и эта последняя часть борьбы, хотя и привлекла сравнительно мало внимания, в действительности имела самое далекоидущее влияние на историю. Триумф британцев определенно означал бы возрождение индейских племен, вытеснение на время Соединенных Штатов и остановку, возможно, на долгие годы, марша английской цивилизации по всему континенту. Англичане Британии делали все возможное, чтобы отсрочить тот день, когда их раса достигнет мирового господства.

На нашей западной границе было много сражений с различными индейскими племенами, и она была особенно ожесточенной в кампании, которую генерал из глуши Теннесси по имени Эндрю Джексон вел против могущественной конфедерации криков, нации, которая была втиснута, как клин, между собственно Соединенными Штатами и их зависимой территорией, недавно приобретенной французской провинцией Луизиана. После нескольких кровопролитных боев, наиболее известным из которых была Битва при Хорсшу-Бенд, сила криков была сломлена навсегда, а впоследствии, поскольку было много вопросов о надлежащих границах того, что тогда было латинской землей Флориды, Джексон двинулся на юг, напал на испанцев и изгнал их из Пенсаколы. Тем временем англичане, совершив успешную и опустошительную летнюю кампанию через Вирджинию и Мэриленд, расположившись в самом сердце страны, организовали самую грозную экспедицию войны – зимнюю кампанию против окраин Луизианы, защитником которой по необходимости стал Джексон. Таким образом, в ходе событий получилось так, что Луизиана была театром, на котором разыгрывался последний и самый драматический акт войны.

Среди мрачных полутропических болот, покрывающих зыбкую дельту, выбрасывающую в голубые воды Мексиканского залива сильный поток могучей Миссисипи, стоял прекрасный французский город Новый Орлеан. Его судьба была странной и переменчивой. То выигрывавший, то проигрывавший в конфликтах с подданными католического короля, с сильным испанским оттенком столь свободно текущей по венам его жителей французской крови, присоединившийся путем покупки к великой Федеративной Республике, он не разделял с последней никаких чувств, кроме ненависти к общему врагу. И вот для города настал час крайнего бедствия, ибо против него выступили краснокожие англичане, знатные воины на море и на суше. Огромный флот военных кораблей, линейных кораблей – фрегатов и шлюпов – под командованием адмирала Кокрана находился на пути к Новому Орлеану, сопровождая еще больший флот военных кораблей, на борту которых находилось около десяти тысяч воинов, в основном свирепые и выносливые ветераны Пиренейской войны[148], а поскольку течение Миссисипи было слишком сильным, чтобы его можно было легко преодолеть, английское командование решило переправить своих людей на лодках через залив и высадить их на берегу реки в 10 милях ниже богатого города, который они намеревались захватить. Было только одно, что могло помешать успеху этого плана, а именно присутствие в заливе пяти американских канонерских лодок, укомплектованных 180 людьми под руководством заместителя командующего Кейтсби Джонса, очень опытного воина. Поэтому против него был послан капитан Николас Локьер с 45 баржами и почти тысячей матросов и морских пехотинцев, людей, поседевших за четверть века непрерывных океанских войн. Канонерские лодки стали на якорь в линию нос к корме, у пролива Риголетс, с взятыми на гитовы абордажными сетями и полной готовностью к отчаянному бою, но британцы гребли сильными, быстрыми ударами весел, сквозь смертоносный огонь больших орудий и мушкетов, при ожесточенном сопротивлении суда пошли на абордаж, абордажные сети были посечены и срезаны, в яростной борьбе завоевывались палубы, и ударами пик и абордажных сабель канонерские лодки одна за другой, несмотря на упорных защитников, были захвачены, но не раньше, чем было потоплено более одной баржи, в то время как нападавшие потеряли сто человек, а атакованные – примерно вдвое меньше.

Теперь ничто не мешало высадке десанта, и, когда прибыли разрозненные транспорты, солдат высадили и переправили через неспешные воды залива на небольших плоскодонных судах, и, наконец, 23 декабря двухтысячный авангард под командованием генерала Кина вышел в устье канала Вильер и расположился лагерем на берегу реки, но в девяти милях ниже Нового Орлеана, который теперь казался верным