Она знала, что она непопулярна среди народа, но она его все равно любила, любила искренне, ведь это он, этот народ, позволил ей сесть на трон рядом с Николаем, на трон Романовых. Она упрямо отказывалась верить в возможную революцию в России. И если ее провоцировали, осмеливались в ее присутствии говорить об этом, она неизбежно, холодным тоном, отвечала: «Только эта гнилая аристократия, окружающая нас, способна организовать заговор и осуществить революцию. Слава Богу, есть еще народ!»

Из-за постоянно ухудшающегося положения на фронтах, царь был вынужден возложить на себя верховное командование русской армией, а великого князя Николая Николаевича отправить на Кавказ в качестве наместника и командующего Закавказской русской армией.

Александра волей-неволей в такой ситуации становилась регентшей.

Лето 1915 года стало весьма драматичным для империи, и знаменовало собой необычную дезорганизацию в армии, которая проигрывала одно сражение за другим. На всем громадном протяжении фронта, от Балтийского моря до Карпатских гор, русские армии, несмотря на проявляемые чудеса героизма, постоянно отступали.

Николай стал образцом мужества, самоотречения, что уже ставило его гораздо выше всех остальных государей, которые принимали участие в этой темной европейской авантюре.

Когда французский посол в России Морис Палеолог выразил свое искреннее беспокойство по поводу того, что царь напрасно рискует своей жизнью, находясь на передовой, тот ему ответил: «Может и нужно стать искупительной жертвой ради спасения России. Что ж, я и стану такой жертвой. Да сбудется во всем воля Божия!»

Вот в такой мрачной атмосфере, в которой отчаяние шло рука об руку с недоверием, а народ становился внушающим беспокойство, даже враждебно настроенным стадом, в высших кругах, в царском окружении началась беспощадная борьба с Распутиным. Этот развратник-бродяга, как утверждали, стал близким советником царицы и теперь искал любые способы, чтобы заставить царя подписать сепаратный мире Германией.

Все эти обвинители, однако, умалчивали об одном, — что такой сепаратный мир, которого на самом деле хотел Распутин, на деле означал окончание кровавой бойни на фронте, прекращение голода в русских губерниях, а его способности ясновидящего подсказывали ему, что продолжение военного конфликта может привести только к еще большим смертям, катастрофам, гибельным опасностям для всей страны.

Другие политические и идейные течения, сторонники Ленина, многие промышленники, которые мечтали еще больше обогатиться в смутное время революции, — уже успешно предавали национальные интересы, и, по сути дела, готовили страну к прекращению боевых действий с Германией.

В такой трагической обстановке царивших повсюду страшных беспорядков депутаты Думы поклялись убрать мешавшего им всем «старца». Родзянко, Пуришкевич и другие депутаты решили расправиться с Распутиным, убить его.

Вероятно, им помогал сам дьявол, коли они для этого выбрали холеную, обтянутую тонкой лайковой перчаткой руку этого красивого извращенца князя Юсупова, который сумел совершить подлое предательство, достойное вероломства Борджии или Медичи, и заманить «старца» однажды ночью в свой дворец на набережной Мойки. Он был очарован миловидностью своего будущего убийцы, который с помощью нескольких помощников уготовил Распутину самую отвратительную, самую гнусную смерть, подобной которой не сыскать в анналах истории преступлений, совершенных на протяжении многих веков.

Смерть настигла Распутина в декабре 1916 года. Она вызвала в России самый невероятный хаос с оттенком трагизма в ее истории, который нарушил гораздо более серьезно европейское политические равновесие, чем то, какого опасались все страны, находившиеся в состоянии войны.

Ужасное убийство Распутина было совершено молодым аристократом, связанным через свою жену с царской семьей, — разве не к такому выводу пришел Женевский революционный комитет?

В глазах народа это преступление показывало, как окружение царицы ее постоянно провоцировало, постоянно осуждало.

Когда о смерти царского фаворита стало известно, толпы людей в Петрограде не сдерживали своей радости. Повсюду организовывались шумные, веселые манифестации. Сводки с фронта, пусть даже самые плохие, отходили на второй план. Все носили портреты Феликса Юсупова и великого князя Дмитрия. Здравицы в их честь оглашали все улицы.

Какая-то странная истерия овладела горожанами, столь взбудораженными поражениями русской армии, платной ложью тех, кто смешивал императорскую чету с грязью. В салонах важных городских начальников, чиновников, финансистов, государственных деятелей всегда было полно гостей.

Волна ненависти к императрице вздымалась все круче. В этом пока еще имперском городе ни одна добрая душа и не вспоминала, что государыня, эта несчастная мать, которая постоянно мучилась из-за смертельного заболевания сына, тоже могла горько страдать из-за ухода единственного человека, который его на самом деле защищал. Нет, в заледенелой столице, где зима уже сковала все каналы и обнажила деревья в многочисленных городских парках, к всеобщему отсутствию интереса к состоянию царицы, примешивалась безграничная радость по поводу того трагического события, которое произошло накануне глубокой ночью.

Первые дни довольно осторожный оптимизм высказывали царские министры и двор. Политическая ситуация должна была кардинально измениться к лучшему из-за смерти проклятого монаха. Но и этот оптимизм вскоре иссяк.

Александра заперлась в своих апартаментах и не желала никого видеть, кроме дочерей и Анны Вырубовой. Из своей ставки в Могилеве на похороны Распутина прибыл император. У него было непроницаемое лицо. Он все время молчал, и было трудно догадаться, о чем он тогда думал. Императрица с императором решили похоронить Распутина в дальнем конце Царскосельского парка, рядом с тем местом, где Анна Вырубова собиралась ставить церковь. Она и выделила участок для могилы и для памятника.

Панихида проходила в торжественной обстановке в часовне Федоровского собора. На ней присутствовали только императорская чета и Анна Вырубова. После заупокойной службы, перед тем как заколотить крышку гроба, царица положила на грудь своего «духовника» два предмета: маленькую иконку с собственноручной подписью, а также скрепленной подписями императора наследника и великих княжон такое письмо:

«Мой дорогой мученик, дай мне твое благословение, чтобы оно не покидало меня на печальном и тернистом пути, который мне предстоит пройти на этой земле. И поминай нас там, наверху, в своих святых молитвах. Александра».

Подняв глаза на розоватое зимнее небо над Финским заливом, императрица молчала. Несмотря на ужасные боли в пояснице и последние три ночи, проведенные ею без сна, она стояла прямая, словно статуя, не выдавая своего грызущего ее изнутри отчаяния, которому она стойко не давала воли.

Никто, ни один человек, кроме мужа и детей, не должен был замечать всю глубину ее печали. Николай, когда они возвращались из церкви, хотел было ее поддержать, но она тихо сказала ему: