— Мы вам что-нибудь подберем, — сказала Фрэнсис.

— В Париже я преподавала в школе, — объявила Маргарита, — математику и биологию. К сожалению, здесь мне это вряд ли пригодится. Но, может быть, я могла бы давать детям частные уроки французского языка?

Фэнсис не хотела говорить ей, что во всей округе не было детей, которые учили бы французский язык. В двух семьях, где обращали внимание на образование — в их собственной и в семье Ли, — все дети уже выросли. А так здесь жили одни крестьяне. И в воспитании своих потомков они придавали значение совсем другим ценностям, нежели французский язык.

Виктория удивила всех, когда заявила, что сама с удовольствием стала бы брать уроки. Она учила в школе французский и преуспела в нем.

— Но… — начала Фрэнсис, однако Виктория перебила ее непривычно резко:

— Я хочу освежить свои знания. Если они вообще еще сохранились. Я целую вечность ни слова не говорила по-французски.

Позднее, когда Маргарита ушла, она сказала Фрэнсис:

— Ей нужна помощь, но она слишком горда, чтобы просто взять деньги. А если я буду брать уроки, то, по крайней мере, смогу немного поддержать ее. Это страшно, что ей приходится испытывать, ты не находишь? Я не смогла бы вынести эту неизвестность.

— Ей не остается ничего другого, — сказала Фрэнсис и добавила чуть недовольно: — Ты удивляешь меня, Виктория. Я и не знала, что ты так много думаешь о других людях. Должно быть, ты ей симпатизируешь?

— Я считаю, что она красивая и образованная. Кроме того… — Виктория запнулась, потом продолжила: — Кроме того, я очень одинока. Мне нужно как-то отвлечься. Уроки французского могли бы скрасить мою повседневную жизнь.

— Ну, тогда вы взаимно заинтересованы в этом, — заключила Фрэнсис.

Она тоже находила Маргариту симпатичной и очень умной, но спрашивала себя, может ли действительно возникнуть дружба между ней и Викторией. Неужели Маргарита почувствует симпатию к ее вечно ноющей сестре?

В сентябре немецкие истребители бомбили Лондон, сея хаос в центре города. Каждую ночь люди отправлялись в подвалы или в вестибюли метро. Дома горели целыми кварталами, пожарные команды работали в беспрерывном режиме. Завалы заблокировали дороги. Война продолжалась в опасной близости, решимость врага была серьезной.

Гитлер планировал высадку немецких войск в Англии, но то и дело переносил операцию «Морской лев» из-за неблагоприятных погодных условий. Королевским военно-воздушным силам Великобритании постоянно удавалось сбивать вражеские бомбардировщики и тем самым демонстрировать немцам, что англичане устроят им тяжелую жизнь. Но страх народа был все же очень велик, особенно в столице и в промышленных областях. Бомбы не только разрушали дома и улицы, они изматывали и запугивали людей. Ночное пребывание в бомбоубежищах, сопровождавшееся воем падающих бомб и звуками взрывов, стоило кучи сил и нервов. Распространяющиеся слухи о предстоящем десанте немецких войск сделали свое дело, посеяв беспокойство и страх.

В последнюю неделю сентября из Лондона позвонила Элис. Это был прохладный, тихий осенний день, когда туман не рассеивался до самого вечера и, казалось, проглатывал все голоса и звуки. В воздухе висели запахи прелой листвы и влажной земли. Уже смеркалось, когда Фрэнсис возвращалась домой из стойл, где с раннего утра занималась кобылой, у которой возникли проблемы при родах. Но маленький жеребенок все-таки появился на свет, и мать и детеныш могли отдохнуть после большого напряжения.

Фрэнсис устала и ужасно замерзла. Она мечтала только о горячей ванне. Войдя в дом, услышала, как Маргарита и Виктория в столовой болтают по-французски. Маргарита над чем-то смеялась.

«О Виктории можно говорить что угодно, но она действительно оказывает помощь этой бедной женщине», — подумала Фрэнсис.

В гостиной резко зазвонил телефон.

— Соединяю вас с Лондоном, — скучающе сообщила женщина-оператор, когда Фрэнсис взяла трубку.

Звонила Элис. Голос у нее был резкий и взволнованный. Она говорила так быстро, что, казалось, в любой момент может прикусить себе язык.

— Фрэнсис, это страшно… В наш дом сегодня ночью попала бомба. Он разрушился. Разрушился весь. К счастью, сохранился подвал, но когда с потолка посыпалась известь и пыль, я подумала — все кончено. Звук был как в преисподней. Когда мы выбрались из подвала, все вокруг горело. Небо было огненно-красным от многочисленных пожаров. Люди кричали, и…

— Элис, — сказала Фрэнсис умоляюще, — успокойся же. С кем-нибудь из вас что-то случилось?

— Нет, мы в порядке.

— Где ты сейчас?

— Мы у знакомых Хью. От нашего дома ничего не осталось. У нас ничего больше нет из одежды, кроме той, которая на нас!

Элис была на грани истерики, это было слышно по ее голосу. Фрэнсис смотрела в окно на тихий туманный день и с трудом представляла себе, что в Лондоне минувшей ночью разыгралась такая трагедия. То, о чем сообщила Элис, казалось, было из другого мира.

— Береги нервы, Элис. Все будет в порядке. Я могу тебе чем-то помочь?

— Ты можешь взять к себе моих детей, — сказала Элис.

Лора и Марджори должны были приехать в Норталлертон 11 октября. Это был дождливый и ветреный день, серый и мрачный, ухмылявшийся метафоре «золотой октябрь». Но что было делать Фрэнсис?

— Они сейчас эвакуируют детей из Лондона в принудительном порядке, — сказала Элис, — и я боюсь за них. Детей наших друзей уже увезли. Однажды утром они сидели с сотней других детей на каком-то поле, и крестьяне из окрестных деревень приезжали, чтобы отобрать себе тех, кого они хотели бы увезти с собой. Братьев и сестер бесцеремонно разделяли. Это были страшные сцены. Я не хочу, чтобы с моими детьми случилось то же самое, но не могу оставить их здесь, потому что у меня их отберут.

— Сколько им сейчас лет? — спросила Фрэнсис. Она не очень любила детей, к тому же не знала, как с ними обращаться. Но если она откажется, это будет выглядеть неприлично.

— Лоре только что исполнилось четырнадцать, — ответила Элис, — а Марджори — двенадцать. Обе находятся в невменяемом состоянии после минувшей ночи, особенно Лора. Но они славные девочки. Они точно не доставят тебе хлопот.

Двое испуганных детей, и одна из них в проблемном возрасте! Только этого ей не хватало… Но Фрэнсис согласилась — и после этого выпила двойной виски.

Она чувствовала себя совершенно растерянной, когда поехала встречать детей. День был мрачным и, казалось, предвещал беду. Чарльз с раннего утра отправился на могилу Морин, хотя был сильно простужен и ему было лучше остаться дома, но он, конечно, не захотел слушать никаких советов. Виктория беспокоилась, так как Маргарита не явилась на урок французского языка в девять часов, как было условлено.

— Я ничего не могу понять, — сказала она Фрэнсис, когда та в половине десятого спустилась вниз, чтобы ехать в Норталлертон, — она всегда была так пунктуальна… И она совершенно не похожа на человека, который может просто не прийти.