Джон дружески поприветствовал ее:

— О, добрый день, Виктория!

В ответ на это она повернулась и исчезла в гостиной.

— Что случилось? — спросила Маргарита. Она была все еще очень бледной.

— Моя жена сейчас не очень настроена говорить со мной, — ответил Джон.

— Как дела у мистера Грея? — спросила Аделина. — Может быть, мне присмотреть за ним?

— Это было бы очень кстати, Аделина. — Фрэнсис стало неловко, когда она услышала из гостиной всхлипывания Виктории. «Неужели эта размазня не может хоть один раз взять себя в руки? — подумала она с раздражением. — Поучилась бы у Маргариты!»

Аделина, казалось, какое-то время не могла принять решение, должна ли она сначала пойти к ребенку, а потом к мистеру Грею, или наоборот, — но в любом случае отправилась наверх. Когда она ушла, Фрэнсис повернулась к Маргарите.

— Дождь усилился. Вам надо немного задержаться у нас. Пока доберетесь до деревни, промокнете насквозь.

— Вам надо в Дейл-Ли? — спросил Джон. — Тогда я смогу вас быстро отвезти.

— О, не беспокойтесь из-за меня! — запротестовала Маргарита. — Вам наверняка нужно совсем в другую сторону…

— На машине до Дейл-Ли — это рукой подать. Пойдемте, мисс…

— Мадам Брюне.

— Я Джон Ли. Мне действительно не составит никакого труда вас отвезти.

«Она понравилась ему, — подумала Фрэнсис. — Такого рвения он давно уже не выказывал».

— Соглашайтесь, Маргарита, — посоветовала она. — Джон — не особенно учтивый человек. Он не стал бы предлагать, если б действительно не хотел этого.

— Вы очень любезны, — тихо ответила Маргарита.

Джон открыл входную дверь.

— Мы поехали. Фрэнсис, если возникнут проблемы с Чарльзом и тебе будет нужна помощь, позвони мне.

— Хорошо. Спасибо.

Она посмотрела им вслед, как они бежали к машине, лавируя между огромными лужами во дворе. Дождь шел сплошной серой стеной. Постепенно усиливался ветер, оттягивая мокрые ветви деревьев. Мокрая листва покрыла землю. Фрэнсис знобило. Она закрыла дверь и прислушалась к жалобному плачу Виктории, который напоминал звуки, издаваемые больным животным.

«Кто-то должен ведь о ней позаботиться», — подумала Фрэнсис с осознанием своего долга.

Но сейчас она просто не могла этого сделать. Она не хотела никого больше видеть, никого больше слышать. Хотела только одного — пойти в свою комнату и весь остаток дня ни с кем больше не разговаривать.

Всех удивило, что Чарльз пережил зиму. У него было тяжелое воспаление легких и целую неделю держалась высокая температура.

В ноябре врач, приходивший каждый день, чтобы осмотреть больного, сказал:

— Самое худшее заключается в том, что у него очень слабая воля к жизни. Он не борется. И это снижает его шансы.

Фрэнсис делала для отца все, что могла, да и Виктория ночи напролет проводила у его постели. Она впадала в панику каждый раз, когда кто-то говорил о возможной смерти Чарльза или если его состояние серьезно ухудшалось.

— Он не должен умереть! Не должен! — кричала она тогда.

— Отец очень стар, — сказала Фрэнсис, — и скоро уже двадцать пять лет, как он оплакивает мать. Если б он умер, для него это было бы, наверное, самым лучшим решением проблемы.

Виктория побледнела.

— Как ты такое можешь говорить? — набросилась она на сестру.

Фрэнсис могла представить себе, что в ней происходило: Чарльз, правда, не простил Виктории крушение ее брака, но для нее он являлся тем не менее единственным человеком, который у нее был. А она была его маленькой девочкой, пусть даже разочаровала его. Отец накрывал ее руку своей, даже когда ругал ее и впадал в ярость. Лицо Виктории становилось серым при одной мысли, что она останется в Уэстхилле одна с Фрэнсис, именно с ней, как с последним представителем их семьи. Фрэнсис знала, что Виктория боится ее холодных глаз и ее резкого голоса.

«Она никогда не вырастет», — с презрением думала Фрэнсис. Но потом опять возникали моменты раскаяния, в которые она пыталась вести себя с Викторией более мягко. В основном ей это не удавалось, так как Виктория воспринимала лишь грубоватый тон сестры, а не значение ее слов. В конечном счете они никогда не понимали друг друга, и дело неизменно заканчивалось ссорой.

1941 год начался серо и безрадостно, и все были удручены, потому что с фронтов приходили лишь печальные новости. За исключением случайных, незначительных неудач, немецкие войска побеждали повсеместно. Находились люди, которые пророчествовали, что немцы вот-вот надорвутся и череда их побед на этом завершится, но пока Гитлер, кажется, взял в кредит много удачи.

В ноябре его бомбардировщики атаковали расположенный недалеко от Бирмингема город Ковентри и почти полностью разрушили его. Это был самый тяжелый воздушный налет в военной истории. Вся Англия неделю пребывала в шоке. И до сих пор немецкие летчики продолжали бомбардировку крупных английских городов, прежде всего Лондона. Правда, они встречали упорное сопротивление со стороны военно-воздушных сил Великобритании.

— Наши парни сбивают каждого второго из них, — говорили англичане, полные патриотической гордости, и даже если это было преувеличением, то число сбитых британцами немецких летчиков в любом случае было высоким.

В Уэстхилле жизнь этой бесснежной, слякотно-холодной зимой шла своим чередом. Обе девочки, казалось, постепенно привыкли — насколько могла судить Фрэнсис, так как сами дети оставались очень закрытыми. Лора говорила еще меньше, чем Марджори. Зато она каждый раз так набрасывалась на еду, будто ела в последний раз. В начале октября, когда они приехали, Лора была немного пухленькой, но все равно выглядела как ребенок; к марту следующего года она прибавила двадцать фунтов, у нее расширились бедра и увеличились груди, которые заметно выделялись под обтягивающим свитером и чуть шевелились при каждом ее шаге.

Фрэнсис считала повышенный аппетит Лоры хорошим знаком, а Аделина лопалась от гордости, поскольку считала, что это дань ее кулинарному искусству.

— Лора меня беспокоит, — сказала однажды Маргарита.

Она каждый день приезжала в Уэстхилл. Фрэнсис пришла в голову идея, что Маргарита может заниматься обучением девочек. Ни она, ни Элис не обговаривали вопрос посещения школы. У Элис в голове было только одно — уберечь своих детей от воздушных налетов; эта опасность заслоняла банальную мысль об их образовании. Фрэнсис же быстро поняла, что Лора и Марджори нуждаются в обязательном упорядоченном режиме, прежде всего зимой, так как они привязаны к дому и с утра до вечера находятся в помещении. Но она не видела особого смысла в том, чтобы посылать их в деревенскую школу в Дейл-Ли, в которой крестьянским детям дают базовые знания в чтении, письме и счете, и ничего кроме этого. А ездить каждое утро в более крупную школу в Эйгарс-Виллидж было слишком далеко.