Такая недальновидная позиция советских руководителей привела к тому, что среди немцев поднялись массовые требования о выезде из СССР в ФРГ и ГДР. Теперь вопрос был поднят на международный уровень, а национальная политика правящей партии в Советском Союзе сводилась к постоянным повторам заявлений о «морально-политическом единстве советского народа» и «расцвете наций при социализме». В КПСС перестала существовать политика в отношении наций и народностей в том виде, в котором должна была проводиться, то есть при анализе реальной ситуации, принятии принципиальных решений, предвосхищающих негативные проявления. Ее разрушили Хрущев, Брежнев и политбюро. Когда Андропов писал записки в ЦК КПСС, в которых предлагались кардинальные решения для проведения в рамках национальной политики конкретных мер в пользу репрессированных народов, предотвращения массовых отрицательных явлений, «добряк» Брежнев, его верный слуга Черненко и друзья-маразматики в политбюро, партийные бонзы на местах игнорировали предложения Андропова и КГБ. Так политическим карликам было легче жить.

Вместо принятия решений Центральный комитет мариновал аналитические записки КГБ по национальным проблемам и требовал от спецслужб усиления карательных мер против наиболее острых националистических проявлений и недовольных людей в национальных республиках. В этом было не только отсутствие политики, но и банальная партийная интрига. Многие в ЦК КПСС очень хотели компрометации Андропова, превращения его из политика в жандарма, спихивая на КГБ решение тех проблем, которые повседневно рождали сами.

К еще более страшным последствиям — политическому терроризму на националистической почве с многочисленными и кровавыми жертвами — привела «куриная слепота» ЦК КПСС и ЦК Компартии Армении, не желавших видеть в упор подрывную деятельность экстремистов из подпольной во времена СССР партии дашнакцутюн. В 1977 году в Москве произошли события, которые на двадцать с лишним лет предвосхитили действия чеченских взрывников-террористов: были подорваны три взрывных устройства. Два из них — на Никольской улице, тогда улице 25-го Октября, и в магазине на площади Воровского. Третий фугас бандиты взорвали в метро между станциями «Измайловская» и «Первомайская».

От рук террористов погибло 29 человек, было множество раненых. КГБ начал следствие, и следователям удалось восстановить по осколкам металла емкость, в которой было заключено одно из взрывных устройств. Это была гусятница. Начался активный поиск взрывников по металлическим осколкам взорвавшегося предмета. В результате весьма трудоемкой работы следователи предположили, что может готовиться еще одна такая акция. Они не ошиблись, через несколько месяцев на Курском вокзале было обнаружено точно такое же взрывное устройство, но оно еще не сработало. Немедленно были разысканы и опрошены пассажиры, которые могли видеть преступников. Такие люди нашлись. Они вспомнили владельцев сумки со взрывным устройством и сделали их словесные портреты. Сразу возникло предположение, что террористы были армянами, и их поиски начались прежде всего в Армении.

Разыскники получили команду встречать в Ереване все самолеты и поезда, прибывавшие из Москвы. В первом же московском поезде, пришедшем на вокзал армянской столицы, оказались двое, вполне соответствовавшие приметам, определенным с помощью свидетелей на Курском вокзале. Они были задержаны и оказались жителями Армении Степаняном и Багдасаряном. Возглавлял эту группу, готовил их к теракту и благословил на массовое убийство ни в чем не повинных людей некто Затикян. Все трое были членами нелегальной националистической партии, которая сделала своей целью борьбу против Москвы и русских. Злобные преступники решили мстить народу, который так много помогал Армении в ее борьбе против Турции, спасал армян от турецкой резни, способствовал созданию Армянской Республики в составе СССР…

Террористы были полностью изобличены. У Затикяна на чердаке нашли точно такую же гусятницу, которую чекисты восстановили из осколков после теракта в московском метро. Были предъявлены и другие вещественные доказательства, собраны свидетели. Надо было начинать судебный процесс над преступниками. Но тут-то ржавый паровоз КПСС на Старой площади показал свою полную недееспособность. Андропов считал, что террористов должны судить сами армяне, в Ереване. Тогда процесс мог бы хоть что-то исправить в националистических искривлениях в Армении и способствовать развитию дружбы армянского и русского народов.

Первый секретарь ЦК Компартии Армении Демирчан категорически отказался от суда над преступниками в Ереване. Брежнев и ЦК КПСС полностью приняли сторону Демирчана и решили проводить процесс в Москве. Мнение Андропова проигнорировали, никаких принципиальных выводов и решений в связи с националистическим терактом в ЦК КПСС политбюро принято не было.

Не было никаких выводов и тогда, когда Демирчан запретил республиканским газетам Армении публиковать сообщение о кровавом теракте в Москве и суде над националистическими бандитами. О судебном процессе над Затикяном, Степаняном и Багдасаряном был снят документальный фильм. Демирчан и ЦК республиканской Компартии запретили его демонстрацию на экранах Армении. После этого националистические настроения в республике стали нарастать. Следуя примеру армянских националистов и в результате полного отсутствия национальной политики, которую должен был проводить Центральный комитет КПСС, в других республиках Закавказья стали поднимать голову национал-экстремисты.

В итоге все это привело спустя несколько лет к кровавым трагедиям в Карабахе, Сумгаите, Баку, войне в Абхазии, Южной Осетии…

Андропов яснее других деятелей партии видел опасность разгула национализма на территории СССР. Но в официальных речах и выступлениях перед избирателями, в различные торжественные даты он, как и все деятели КПСС, благостно талдычил о морально-политическом единстве советского народа, о нерушимой дружбе народов СССР. Только тогда, когда он стал генеральным секретарем ЦК КПСС, Юрий Владимирович в своем первом публичном выступлении в качестве первого лица партии и государства в Кремлевском Дворце съездов 21 декабря 1982 года, в докладе о 60-летии СССР, осмелился сказать несколько конкретных слов по национальному вопросу. Да и сам повод для его доклада — 60 лет существования многонационального Союза Советских Социалистических Республик — требовал от нового генсека здравого взгляда на «…основные итоги осуществления в нашей стране ленинской национальной политики», требовал наметить «…задачи, которые предстоит решать в этой области на этапе развитого социализма».

Что же сказал Андропов в своем докладе? Начал он во здравие, а кончил все-таки за упокой.

«Каковы же наиболее значительные итоги нашего развития? — вопрошал с трибуны КДС генсек ЦК КПСС и отвечал: — Вместе с социальными антагонизмами ушли в прошлое национальная рознь, все виды расового и национального неравноправия и угнетения».

Докладчик должен был понимать, что этот тезис — сплошная фантазия.

«Убедительно показано, что руководящей, направляющей силой в социалистическом решении национального вопроса, гарантом правильности этого решения является Коммунистическая партия, ее научно обоснованная политика».