возлагая на меня все более и более ответственные обязанности. Уже не старому князю я носил документы на подпись, а самому Евгению Константиновичу, и закрываясь в его кабинете, мы так же пили шампанское, лакомились сластями и размышляли о том, как приблизить наше возмездие…

– А с врачевателем Шиммером ты как свел знакомство?

– Не понимаю твоей иронии, Марк! Николай Карлович – тоже хороший приятель и верный помощник князя. Очень интересный человек, несмотря на всю свою немецкую педантичность: читал «Государя» Макиавелли в оригинале и в совершенстве знает химию, особенно тот ее раздел, что касается всевозможных лекарств и ядов. Ты, к примеру, знал, что отравление некоторыми ядами внешне выглядит так, будто человек занемог от какой-то совершено привычной болезни?

– В последний год я догадывался об этом…

– Вот, а Шиммер знал это твердо и точно! Он снимал апартаменты для встреч с гостями и для своих экспериментов, и мы вместе с князем частенько у него собирались. Трапезничали, пили вино, обсуждали новости, литературу – взять того же «Государя»! Пока, наконец, не решили попробовать…

Корзунов обмяк в своем кресле и снова прикрыл глаза:

– Случай подвернулся примерно за год до кончины Савельева. Князь Дмитрий Константинович, средний из братьев, проиграл в карты крупную, очень крупную сумму. Выигравший ее шулер должен был подать расписку на получение денег Савельеву. Мы поняли, что лучшего случая не представится. Шиммер уже получил свое место в Екатерининской больнице: влиятельность князя и денежное попечительство Савельева сделали свое дело. А я… Я посетил нашего шулера, представился поверенным князя Дмитрия Константиновича и предложил моему визави подписать соглашение о выплате долга по частям. В качестве возмещения за вынужденное ожидание я посулил присовокупить к общей сумме долга изрядные проценты. Как и ожидалось, мой оппонент с радостью пошел на переговоры. Мы тогда недолго думали, каким образом использовать наше тайное оружие, и пригласили взыскателя для дальнейшей беседы в небольшой, но очень приличный трактир со столиками, отгороженными друг от друга ширмами…

Корзунов на минуту задумался, мерно постукивая ногтями по алому рубину, украшавшему перстень на указательном пальце его вдруг побелевшей правой руки.

– Как выяснилось, – затем вымолвил он, – подсыпать, воспользовавшись отлучкой шулера, в его бокал яд оказалось делом отнюдь не простым: мне пришлось выпить много вина, дабы унять бившую меня всего с головы до ног сильную дрожь. Но после, когда дело было сделано, все сразу прошло: он вернулся, мы подписали наши бумаги и выпили за удачный исход нашего предприятия. Я вызвался его проводить, а еще через четверть часа он упал на уличную мостовую, откуда его с признаками тяжелого заболевания холерой отвезли в лечебницу. К вечеру того же дня его не стало…

– А подписанные документы? – спросил я, чувствуя, что холодею от спокойного тона, которым Корзунов вел свой рассказ.

– А компрометирующие князя документы, – хрипло ответил он, – при посредничестве господина Шиммера вернулись к нам и были торжественно сожжены в камине во время очередной нашей встречи…

– Убийцы! Гнусные, подлые убийцы… – простонал Данилевский.

– Это было действительно идеальным средством, – продолжил Корзунов, тяжело переводя дыхание. – Никто ни на мгновение не усомнился во врачебном заключении профессора Шиммера…

– И ты вот так просто жил с этим дальше? – воскликнул я.

– Да, – пожал плечами Корзунов. – Первое убийство не вызвало у меня каких-то особенных чувств, ну, вроде раскаяния, например, ведь тот шулер явно не был человеком, о гибели которого стоило сожалеть… А размышлять о грехе и добродетели… Это и вовсе не в моих правилах. Нет, не совсем так: я довольно быстро научился пресекать эти мысли в своей голове, ибо не замечал схожих идей ни в речи князей, ни в мрачных шуточках доктора… А я что, хуже них?

– Я все понял. Что же потом?

– А потом мы только ждали подходящей возможности, и примерно через год сошлись все концы. В частном разговоре с поверенным Савельева я узнал, что завещание тот хранит не у юриста, а дома, просто дома!.. Тем временем в Москве разразилась очередная эпидемия холеры, а Савельев только-только начал отходить от приступа водянки – давней своей немощи. Его семья, опасаясь заразы, спешно выехала в более безопасное место, и тогда мы решили провернуть наш фокус. Оставалось только подготовить липовое завещание да поставить в нем все необходимые подписи…

Корзунов закашлялся, причем так сильно, что, казалось, его всего сейчас вывернет наизнанку. Через минуту, совладав наконец с собой, он замер, пытаясь отдышаться.

– Первым, – снова начал Корзунов, вытирая платком выступившие на его глазах слезы, – мы подкупили юриста, чтобы он вспомнил фамилии свидетелей из подлинной духовной грамоты. Заверив второй, уже подложный, документ, все они оказывались связанными нашей общей тайной, и мы могли не бояться их возражений в Гражданской палате. Убедить поверенного и свидетелей подписать фальшивое завещание стало довольно простым делом. Если не считать Грузнова…

– Он отказался заверять подложный документ и этим спутал вам все карты?

– Моя промашка, моя! – Корзунов, поморщившись, принялся растирать руками грудь и живот. – Грузнов был моим приятелем… Нет, Марк, нашим приятелем, нашим… И я, беседуя с ним, пробовал почву очень тщательно. Но он ни намеком не давал понять, что его можно подкупить или даже как-то запугать. Старший князь убеждал меня, что Грузнова нужно отправить вслед за Савельевым, Хаймовичем, Рыбаковым и Барсеньевым, но, поверишь ли, Марк, я не мог. Это же был не тот шулер, это был мой гимназический приятель, наш с тобой, Марк, приятель! Со своими рыжими, всегда растрепанными волосами, вечно обгрызенными ногтями и неизбывной страстью ко всевозможным приключениям. Ты же помнишь его – в нашем классе он особенно выделялся!.. Яркой личностью был…

– Был… – проговорил я, глядя на то, как Корзунов все больше бледнеет и съеживается в своем кресле.

– Увы, был, – кивнул он мне. – От шулера мне и имя-то осталось только как пустые закорючки на договоре, а тут я знал и самого Грузнова, и его родителей, и помнил, как он выглядел в детстве, и даже то, что по весне у него просыпалась сенная лихорадка. Нет, я не мог. Князь убеждал меня, убеждал, но потом отступил. А после появления в городе вдовы Барсеньевой произошло то, что произошло.

– Значит, Грузнова – это не ты?..

– Я виновен, виновен, но лишь в том, что не предупредил его о грозившей ему опасности. Он и сам наверняка это понимал, но отчего-то замешкался в городе… Зря он вообще сюда вернулся… Когда его нашли, меня пригласили для опознания. Почему? Не приходится сомневаться, что по распоряжению князя: это вполне в его духе