еще такие, как я? Не знаю. Он никогда не складывал все перья стимфалийских птиц в один колчан.

Время как будто замерло. Для них всех, кроме меня. Его секунды, больше даже не минуты, утекали. Наверное, Герард уже «видел», своим пророческим даром, как погибает мое тело сновидения. Потому что оракул смертельно побледнел, глядя на меня. А затем крикнул:

— Аякс! Помоги ему!

Тот не ответил.

Один на один с сильнейшим из танатосов древности, возвращенным силой Прокруста из небытия. Ксеркс обламывал куски сновидения, крошил их, словно они были старым весенним льдом, разбивал на части, а черный легкий зверь, словно играя, стремительной молнией перепрыгивал с одной «льдины» на «другую». Кровавые глубокие полосы рассекали лицо и тело дэймоса, тот рычал от боли, но продолжал крушить.

Пол горел. Горели стены. Феникс огненным вихрем рвался к Полипемону. Но не мог добраться. Черная тень пожирала его огонь. Они сплетались непроглядная тьма и алый пожар. Раздирали один другого в клочья и снова бросались друг на друга.

Пространство сна периодически струилось, подобно миражу, вокруг темного оракула, он опять манипулировал со временем, сдвигая его. Герард, сосредоточенный на «преследовании», не замечал, как покрывается трещинами пол вокруг и обламываются куски стен.

Ничего не заканчивалось. Никогда не закончится.

Храм сотрясался, само пространство сновидения металось в агонии, готовое распасться на атомы.

Горела река за пределами здания. Извивалась и билась как огненная змея. Черными обугленными палками стояли деревья.

Из рваных провалов в полу лезли чудовища, их тут же поглощало пламя.

Гранитные слои породы откалывались от гладких поверхностей и складывались в гигантского ящера с длинными каменными мечами вместо чешуи.

А потом пол вдруг зашевелился, созвездия пришли в движение. Гасли солнца и вспыхивали новые, неудержимый создатель миров — гравитация рушила одни пространства и создавала другие. Я увидел перед собой зеркало. И себя в нем — висящего в пустоте и истекающего кровью. Она капала с моих рук, текла по ногам…

Кровь. То, что может отрезать божество от его храма.

Если унесет с собой мою жизнь…

Прозвучал гневный крик Прокруста, в котором слышались ярость и…страх. Потому что истинное Время появилось здесь. Это не зеркало, я смотрел в его глаза.

Ониры привели Хроноса.

Он заполнил собой все пространство. Он был везде и всем — этим храмом, колоннами, дуновением ветра, грохотом камней, минутами моей жизни.

А еще, похоже, он стал голосом в голове Герарда. По крайней мере, я слышал тихий шорох ветра, складывающийся в шепот, в слова… И казалось, оракул сам задает себе вопросы и сам отвечает на них.

«Мне нужно остановить время… Как мне остановить его?»

«Раздели расстояние на скорость» — прозвучал чуть насмешливый ответ.

Такая простая формула, в которой сейчас не было никакого смысла. Для всех, кроме Герарда…

Я очень хотел, чтобы он сумел договориться с этим архетипом. Чтобы смог воспользоваться возможностями, которые скрывает его дар.…и Хронос был способен помочь в этом.

Боги не вмешиваются в дела людей. Они ничего не делают за нас. Но они даруют нам знания… а, значит, возможности.

Шум боя отдалился. Сражение продолжалось, но было где-то непреодолимо далеко. Мы втроем — я, Герард и Хронос существовали здесь и сейчас — параллельно схватке и тем, кто в ней участвовал. Время стало тягучим как сироп, медленным, растянутым. Невидимая сфера, в которой находились оракул, искуситель и божество, заключала бесконечность. Века могли пройти до тех пор, пока прорицатель не научится останавливать секунды, минуты, часы, десятилетия, переносить себя по будущему и прошлому мира снов. А «снаружи» промелькнет не больше мгновения.

Оракул больше не видел ничего, что происходит вокруг, и не слышал. Гул пламени, рев химер и надрывный вой. Все это очень далеко по-прежнему и почти нереально сейчас. Он стоял, закрыв глаза, сведя брови в мучительном усилии, мышцы на руках напряглись, побелели сжатые пальцы, словно держали поводья бешеных коней, несущихся галопом.

Чтобы обучить его столь глобальному управлению временем, нужно было погрузить Герарда в Глубины, к Хроносу. Вероятно там же у этого божества учился Прокруст: и я примерно представляю, как это происходило. Темный оракул договорился с кем-то из мощных танатосов «проводить» его к архетипу. Думаю, это произошло в глубокой древности, и знакомство с этим танатосом состоялось совсем не через мир снов. Тогда библиотека дэймосов была еще цела, и они собирались в ней, общались, изучали книги, проводили свои чудовищные ритуалы… кто-то из темных сновидящих, возможно, даже был другом «причиняющего множество страданий». И, конечно, не отказал оракулу в спуске к Глубинам.

Но у нас не было времени на подобные путешествия.

Все свои знания, весь свой опыт, всю память Герард использовал сейчас для того чтобы вновь совершить невозможное. Он пытался. Снова и снова. Но время не слушалось его, ускользало, распадалось, просыпалось сухим песком.

Хронос посмотрел на меня.…Все звезды, галактики, созвездия смотрели на меня, отсчитывая микроны и тысячелетия. Не было произнесено ни слова, но я понял, что он говорит.

Мой дом — храм Хроноса, я принадлежу ему, я — жрец Хроноса, долгие годы занятый тем, что оберегал это убежище от уничтожения, и он благодарен мне за это…

Еще одна минута, час или столетие. Герард открыл глаза. Он смотрел куда-то сквозь пространство, в пустоту, сквозь время. Разжались его стиснутые до боли кулаки. С ладони скатилась маленькая блестящая заколка для волос, крошечная вещица из прошлого. Упала на пол и разлетелась мелкими брызгами. И вместе с ней беззвучно лопнула сфера, в которую были заключены мы трое: оракул, я и Хронос.

Заскрежетали камни, взревел черный водопад, треснул фрагмент сна и вновь слился воедино. Вернулась боль…

А потом танатос по имени Ксеркс упал и больше не поднялся.

Герард сумел сделать это. Остановил время…

Себек захлебнулся собственным криком, хрустнули кости крокодильего черепа, когда Тайгер сдавил его голыми руками. Огонь испепелил останки получеловека-полурептилии… в глазах охотника торжество и удовлетворение. Кетцаль рассыпался сотней скорпионов.

Прокруст, вцепившись в мое запястье, торопился закончить работу, нож дергался в его руке. На моей ладони наполнился кровью еще один символ. Последний? Я уже не мог этого понять.

Мое тело сновидения умирало… И осознание этого не вызвало у меня никаких эмоций. Интересно сейчас было бы посмотреть на мой мир снов. Появились ли там химеры, исчезают ли оставшиеся могилы? Опадают ли с лиственниц последние иглы? Хэлена видит это или все так же лежит в милосердной коме?

А потом страстно, до безумия захотелось жить. Агонизирующий мозг пытался придумать способ обмануть