– Как пропадет?

– Без вести. Как в субботу пропали сто двадцать шесть сотрудников центрального аппарата КГБ СССР.

Я понял, что заигрался. Такие сведения выдают либо тем, кто тоже должен «пропасть без вести», либо... Я вспомнил, как в самый первый день своего попаданства размышлял о таких пропавших людях – и вспомнил один из своих выводов. «Некоторых не находят никогда».

– Мне тоже... надо будет пропасть? – через силу выдавил я.

Валентин усмехнулся.

– Если начнешь работать на наших врагов... Но в таких случаях даже очень близким людям пощады не бывает. А ты парень умный, и, думаю, этого не случится. Ладно, пошли в дом, уже все прокурились.

Глава 22. Трудности переводов

Пока мы шли до гостиной – а это буквально минута чистого времени, – я успел смириться с мыслью, что больше не увижу Боба. Он не был мне ни братом, ни сватом – просто совершенно чужой человек, которому зачем-то понадобилось портить жизнь моей невесте. Ну и мне тоже, раз уж я во всё это влез.

Наверное, это было неправильно и чудовищно – и любые правозащитники будущего дружно поддержали бы эту мысль. Да я и сам, хоть и не был правозащитником и вообще относился к их деятельности с большим скепсисом, всё же склонялся к тому, чтобы отдать Боба в руки правосудия. Да, советский суд во многих местах был кривым и косым, а советская процессуальная система имела очень серьезные лакуны, которые умелые люди могли использовать в своих целях, и в целом вся эта тряхомудия часто работала лишь благодаря живительному начальственному пинку. Но альтернативой этому был тот самый беспредел, которого я всем сердцем хотел избежать. Вот только для изменения нынешней ситуации мне нужно было хорошо знать право и иметь авторитет в юридических кругах – тогда и только тогда я мог бы всего лишь предложить какие-то коррективы, причем без особой надежды на то, что они будут приняты.

Но я не был юристом и даже не собирался им становиться. И не хотел ничего менять... кроме, разве что, той статьи УК РСФСР, которая касалась частнопредпринимательской деятельности и коммерческого посредничества – без неё мне было бы значительно безопаснее заниматься задуманным мною бизнесом по изготовлению декодеров для просмотра западных видеокассет. Да и предложение гаражного соседа Николая можно будет рассмотреть уже с практической точки зрения...

В общем, я хотел чего-то вроде перестройки, только без возможности воровать социалистическую собственность. Меня-то до этого воровства точно не допустят, а если сам влезу – грохнут, тут к бабке не ходи. А вот делать что-то своими собственными руками... хотя, правда, и там все эти запчасти и те же микросхемы были цельнотянуты с заводов в обход отделов сбыта. То же самое воровство, вид сбоку.

В любом случае, живой и здоровый Боб в моих планах не учитывался никак. Отсидевший и вернувшийся с зоны лет через десять – тоже. Отпущенный из психушки через два года – тем более. Через два года мы с Аллой как раз планировали подумать о ребенке, а этому упырю насрать на высокие материи – он может окончательно съехать с катушек и воткнуть свой нож как раз туда, где зарождается новая жизнь.

Так что ну этого Боба нахрен. Пусть его грешная жизнь завершится в этом комфортабельном сарае. Я не против. Главное – помнить, что Алле об этом знать не обязательно. Точнее, ей лучше вообще об этом не знать. Я тронул Валентина за плечо и мы остановились в коридоре.

– Что? – недоуменно спросил он.

– Алле ничего не говорите... – тихо ответил я.

– О чем? – он тоже понизил голос.

– Что он пропадет без вести.

– А, это. Я и не собирался. Сам не проговорись... хотя, у тебя с сохранением тайны и так всё хорошо. А одной больше, одной меньше... По себе знаю.

***

Михаил Сергеевич и Алла обсуждали немецкие переводы – словно в стране не происходило неизвестно что, а мы с Валентином и в самом деле просто вышли подымить на крыльце. Я услышал пару слов на языке Гитлера и Шиллера, но общий смысл их препирательств от меня ускользнул.

Вообще