– …и менять оплетку рукояти, – шепотом добавляет Элоиза.

– Вечно протиралась в середине.

Забрав саблю, Эдуард наполовину вытягивает ее из ножен. Знакома вплоть до отколотого кусочка эфеса и в отличном состоянии. Прапрадед Элоизы был идеальным валетом, молчаливым и исполнительным.

– Как она здесь оказалась?

– Прапра забрал саблю из дворца. Он не верил, что его гос… что вы погибли.

– Молодец, – Эдуард кладет оружие на стол и в задумчивости смотрит на снимки в фотоальбоме: «Как же все далеко…» – Я приехал из-за вашего увольнения из Летной академии.

Элоиза вздрагивает.

– Не скрою, в начале века я бы тоже посмеялся от одной мысли о женщине-летчике, но с тех пор мое мнение изменилось… – Эдуард встречается с девушкой взглядом. – Хотите забыть об этом унижении и добиться любых высот, каких достойны? Пойдемте со мной. Вы недавно осиротели, вам нечего терять. Или предпочтете доживать остаток дней, распродавая наследство и заливая слезами семейные фотографии?

– Ваша Светлость… – Элоиза судорожно обнимает себя руками за плечи.

– Если откажетесь, мы расстанемся на плохой ноте, – с искренним сожалением добавляет Эдуард. Завуалированная угроза может разрушить весь разговор, но он привык быть честным с Тиландами. Алхимик ясно и однозначно обозначила позицию насчет Элоизы.

Раздается громкий стук.

– Белое Солнце!.. – Элоиза бросается к двери. – Генеалогист!.. Забыла!.. Документы о смерти отца!..

Забрав саблю, Эдуард молча садится в кресло в дальнем, темном, углу. Он не утратил самоуважения и не станет прятаться в доме собственных валетов от какого-то мелкого чиновника.

Элоиза впускает в гостиную человека лет двадцати пяти в белом костюме с приколотым к лацкану значком Генеалогической коллегии, переплетающимися золотыми буквами «Г» и «К».

Эдуард слушает их разговор. Раскладывая бумаги и поясняя суть документов, чиновник навязчиво пересказывает слухи и грубовато шутит, пытаясь отвлечь девушку от мыслей о покойном отце и шумихи вокруг отмены указа о женской воинской службе. Его тон покровительственный, снисходительный – специально подобранный для «бедной сиротки».

Элоиза терпит.

«Альконки всегда терпят. Знают положенное место, – Эдуард внимательно за ней наблюдает. – Мальчишка позарился на ветхий дом и жалкое наследство?.. Или на смазливое личико?..»

Элоиза наклоняется подписать документы, и генеалогист приобнимает ее за талию, якобы утешая.

– Отойдите, пожалуйста, – девушка с силой вонзает в бумаги кончик металлического пера.

Чиновник не спешит убрать руку, ладонь сползает с талии пониже, сминая платье. Эдуард кашляет в кулак. Он отчего-то уверен, что в присутствии «его светлости» Элоиза не осмелится проткнуть этим пером индюшачью шею генеалогиста.

– Не обращайте на меня внимания, – извиняющимся тоном произносит Эдуард, – я просто давний друг семьи.

Его вмешательство ускоряет подписание бумаг и… предельно усугубляет саму ситуацию. Еще продолжая по инерции флиртовать, генеалогист теперь постоянно посматривает на Эдуарда. Лоб нет-нет да прорезает морщинка, словно чиновник что-то вспоминает. По несчастливой случайности он цепляется взглядом за фотоальбом – глаза расширяются.

– А, сейчас уберу, – Элоиза резко захлопывает альбом и относит на полку.

Генеалогист косится на Эдуарда, на пустые крепления над камином, на саблю… на ростовой портрет.

– Мы закончили, – запихав документы в сумку, он торопится уйти.

Эдуард поглаживает пальцами рукоять. Он может прикончить наглеца одним ударом, но не хочет убивать в доме Элоизы. Смерть чиновника создаст ей огромные проблемы. Эдуард предпочел бы, чтобы девушка осталась в Альконте и собирала для них с Алхимик информацию.

Прикрыв глаза, он слушает, как Элоиза провожает генеалогиста и зачем-то выходит с ним. Пару минут Эдуард ждет ее возвращения, но она все не появляется.

«Неужели спелись?..» – закрадывается подозрение.

Рывком встав, Эдуард стремительно покидает дом – развевается плащ, под сапогами поскрипывает гравий. Хлопнув калиткой, он оказывается на улице и оглядывается.

Белый костюм генеалогиста и бежевый кардиган Элоизы, наброшенный поверх платья в синий цветочек, видны у перекрестка. Направляясь за парой, Эдуард ощущает прилив азарта. Алхимик запрещает ему работать без посредников, но в прежней жизни он любил лично прикладывать руку к успеху. Словно почувствовав слежку, чиновник и девушка ныряют в переулок.

Эдуард тихо идет следом. Переулок узкий, глухой – ни окошка, лишь высокие стены из серого камня. В тупике виднеются два светлых силуэта лицом к лицу, мужской и женский.

«Придется убрать обоих», – Эдуард, вздохнув, достает саблю из ножен.

В этот момент Элоиза вынимает руку из кармана кардигана, и слышится хлопок, точно взорвался воздушный шарик. Генеалогист оседает на землю, хрипя и зажимая ладонями дыру в животе.

Приблизившись, Эдуард видит у девушки крохотный дамский револьвер – покрасневшие пальцы в саже. Она бесстрастно смотрит, как чиновник корчится и молит о помощи, пока не затихает окончательно.

– Вы бы не хотели, чтобы он о вас рассказал, – Элоиза поворачивается к Эдуарду. – Точнее, о ком-то, весьма похожем на аристократа, много лет числящегося в Чертогах Солнца.

Эдуард медленно убирает саблю в ножны: «Да… Внешний вид обманчив…»

– Уже предугадываете мои желания?

– Любые. Только избавьте меня от подобных ублюдков, Ваша Светлость.

И Элоиза преклоняет перед ним колено в смешанную с кровью грязь.

В небе Леовен Алеманд.

Снабжение с Венетры. 24.07.2015

Еще до основания своего королевства альконцы считали право защищать власть не обязанностью, а привилегией. Умелые воины становились приближенными и советниками вождя.

После коронации Ааро́на Игоре́нда традиция не исчезла. Воины соревновались в силе, ловкости, смекалке, умении обращаться с оружием и орнитоптером, чтобы войти в число избранных.

Со временем испытания и условия менялись. После завоевания Гита и Венетры к состязаниям допускали только альконцев, закрыв дорогу в аристократию покоренным народам.

Решение Ефре́ма Игоренда, преемника Аарона, объяснить просто.

Офицеру даровался титул, что означало доступ во дворец и, следовательно, неизбежное усиление сателлитов. Монарх не хотел этого, как и не желал утратить превосходства альконской армии, обучая воинскому делу жителей провинций. А еще на фоне крестьян было куда проще представить «варваров Аркаллайского хребта» истинными небесными рыцарями.

Мария Гейц

– Ты доиграешься, Харут! – рявкнул майор Анатолий Даремин и шарахнул кулаком по крылу своего «колубриума». Офицер взопрел от гнева, круглое лицо с упрямым подбородком покраснело, близко посаженные глаза налились кровью. – Белым Солнцем клянусь, доиграешься!