Снова он, сложился в три погибели в узком треугольном пространстве. Мэгги пригляделась к изображению на экране своего телефона. Поднялась наверх, заглянула к спящему Маку. Послушала, как стучит в своей комнате по клавиатуре Сим. Открыла ведущую на чердак опускную дверь и шагнула в пыльную темноту.

Там было тесно от громоздившихся коробок. Одни так и не забрал предыдущий жилец, кое-что принадлежало ей и Рикардо. Вот вещи Сима.

Мэгги снова поглядела на картинку. Это был их чердак. Сим обследовал и его. Она прикрыла рот внезапно задрожавшей ладонью. Значит, их дом для него тоже место грабежа.

Сим все же устроил свою вечеринку. Кухня была полна людей, почти всех их Мэгги знала. А тех, кого не знала, кажется, тоже узнавала по снимкам экспедиций Сима.

– Ой, – она резко захлопнула дверцу холодильника. Перед ней была серебристая гравюра.

– Фамильный особнячок, Мэгс? – спросил кто-то, ткнув пальцем в гравировку.

– А может, это мое наследство? – сказал Рикардо.

– Ты – черная кость. Это Мэгс у нас обедневшая аристократка.

– Если бы, – ответила Мэгги.

– Презент от Сима, – объяснил Рикардо.

– Он купил это на барахолке, – сказал парень по имени Том и добавил, увидев лицо Мэгги: – А что? Он сам мне говорил. Сказал, что хочет на ней что-нибудь нарисовать. Что-нибудь чепменское. – И он провел пальцами по раме.

Сим пел Маку правду: одно из окон на гравюре было открыто. А пятно от воды в правом нижнем углу расплылось куда сильнее, чем Мэгги показалось сначала.

Она сняла картину со стены.

– Никаких Чепменов в моей кухне, – заявила она.

Сим сидел на ступеньке лестницы и пил пиво.

– Извини, – сказала ему Мэгги, – но я решила, что мне все-таки не нравится эта картина. Повешу ее лучше в твоей комнате.

Увидев выражение его лица, она отпрянула.

– Дай. – Он протянул руку.

– Все в порядке, я просто…

– Дай сюда. – Он встал и полез по лестнице наверх, с картиной под мышкой.

«Вот и вали», – подумала Мэгги.

Звон церковных колоколов разносился далеко за пределы шинной империи. Когда Мэгги проснулась, Рикардо уже встал. Мак, сидя на своем высоком стульчике, погрозил ей пустой чашкой.

– Этот мелкий негодник сегодня не в духе, – сказал Рикардо и погладил Мака по головке, но ребенок дернулся и скривился. Он уставился на стену, и Мэгги вдруг осознала, что он смотрит на картину в черной раме, что она снова здесь, в кухне; у нее даже дыхание перехватило, словно она глотнула чего-то холодного.

Она вскочила так стремительно, что расплескала свой кофе. Мак заревел, а Рикардо глянул на нее с тревогой.

Но в раме была уже не гравюра. Ее место заняла репродукция винтажного плаката, принесенная откуда-то из другой части дома. Реклама давно забытой зубной пасты. Девушки, сидя в закусочной, улыбались, демонстрируя белоснежные зубы. «Извини», – почерком Сима было написано на клочке бумаги, заткнутом за раму.

– Да, – начал Рикардо. – Забыл тебе сказать. Понятия не имею, о чем это он.

– Мы слегка повздорили, – ответила Мэгги.

Она отнесла Симу кофе. Когда он не ответил на ее стук, она отворила дверь. В комнате его не было. На столе лежала гравюра. Он начал рисовать на ней: карандашный кролик из его анимации стоял на газоне, с любопытством разглядывая дом. Сим лишь слегка притенил его тело на фоне серебристого лунного света и тусклого сияния дома.

Косой лунный луч падал сквозь облака и словно омывал его.

Рисунок ей не понравился. Ни сам оригинал, ни его измененная версия.

Сим молча готовил ужин.

– Как прошел день? – поинтересовалась Мэгги.

– Дерьмово, – ответил он.

– В смысле, не очень? – поправил его Рикардо. На руках он держал Мака.

– О, извини. – Сим неприязненно поглядел на Рикардо. – Никак не выходит одна штуковина. – Рыба на его вилке распалась на части, он цыкнул и глянул на новую картинку. – Но ничего, я еще доведу ее до ума, – добавил он.

– Сомневаюсь, – сказал Рикардо, когда Сим вышел, и показал Мэгги анимацию.

С кроликом явно повозились.

– Гляди-ка, – проговорила Мэгги. Сим сосканировал с гравюры дом и перевел его в несколько вычурную цифровую версию. Кролик теперь скользил к нему по траве на всех четырех лапах, неся на спине крест. – Похоже, это должно считаться страшилкой, – добавила она.

За кроликом тянулась длинная тень, пересекавшая границу изначальной картинки.

Мак заплакал.

– Кое-кому действительно страшно, – сказала Мэгги.

Но Мак глядел не на экран компьютера. Его взгляд снова был устремлен на стену с картинкой.

Мэгги тоже посмотрела туда. Красные с зеленым юбки девушек, свежая синева формы подавальщика, каемочка. Шоколад. Белые зубы.

Мак продолжал плакать. В правом нижнем углу картинки расплывалось мокрое пятно.

Мэгги сняла картинку со стены и вынула ее из немудрящей узкой рамки. Лак давно потрескался, сквозь него проглядывало темное старое дерево. На нем кое-где сохранились зазубрины от резца.

Она отнесла ее на верхнюю площадку лестницы и оставила там.

– А где другая рамка? – спросила она у Рикардо. – Та, что висела здесь раньше?

Когда она ушла следом за Рикардо спать, рамка исчезла.

Неделю шли дожди. Сима почти все время не было дома. Ночами Мэгги слышала, как он работает у себя в комнате, засиживаясь чуть ли не до первых петухов.

Она даже испугалась, когда однажды утром он вдруг заговорил с ней.

– Прости, я вел себя как последний мудак, – сказал он. – Работа задолбала, да и вообще настроение было дерьмовое, понимаешь? Короче, приношу извинения.

– Ничего страшного, – ответила она. – Кстати, как работа?

– Устал я. Но вообще-то все нормально. – Голос Сима прозвучал удивленно, но искренне. Он улыбнулся. – Все налаживается. По правде налаживается. По-моему, я многого добился. Пахал, как проклятый.

– Вот и хорошо.

– И комиксы тоже рисовал.

– Классно, я помню, ты делал их еще в универе.

Он показал ей. Работа показалась Мэгги лишенной блеска – все тот же ушастый кролик, нарисованный карандашом и чернилами, изображен в разных попсово-сюрреалистических ситуациях.

– Клево, – сказала она.

– Конечно, пока это выглядит простовато, – произнес он, – но при правильной демонстрации…

– По-моему, эта работа здорово его возбуждает, – поделилась она мыслями с Рикардо. – Лично я ничего особенного в ней не вижу, но если она улучшает ему настроение, то ради бога, пусть занимается, я буду только за.