Марина почувствовала, как он легонько толкнул ее снизу, под щекой, – плоть его сама толкнула ее, словно напоминая о своем желании. Марина услышала этот призыв и засмеялась.

– Вот видишь? – сказал Алексей. – Мне, например, трудно наверняка сказать, что я буду с тобой делать через пять минут – только целоваться или что-нибудь еще… Но уж точно что-то неплохое, женушка, хоть далеко я не ангел и много во мне всякого понамешано!

Она видела, что под утро он устал – от ласк, от слов и поцелуев, которых ему хотелось еще и еще. Глаза у него сделались усталые, и морщинки залегли в уголках губ.

– Может быть, мы уснем ненадолго, Алеша? – спросила Марина, когда он снова положил руку на ее живот и пальцы его скользнули вниз – легким, возбуждающим движением. – Я так устала, мой родной…

– А я не могу уснуть, – сказал он расстроенно и по-детски виновато. – Мне так минут этих жалко – каждой минуты с тобой…

– Ну что ты, Алешенька! – Марина прикоснулась ладонью к его виску, почувствовала стремительное биение тоненькой жилки. – Мы сейчас уснем с тобой, а минуты наши будут вместе с нами, ни одна не пропадет. Иди ко мне, мой хороший…

Он лег рядом, прижавшись головой к ее руке, и Марина почувствовала, как жилка на его виске постепенно успокаивается, начинает биться в такт ее пульсу. Дыхание его стало тихим, медленным и глубоким.

Марина вглядывалась в него, спящего. Черты его лица едва различимы были при свете догорающей свечи, но она видела их так ясно, как невозможно увидеть при самом ярком свете.

Вдруг ей показалось, что в комнате жарко. Прикоснувшись губами к его лбу, она почувствовала, что брови у него влажные от пота.

Боясь разбудить его, не отнимая руку от его виска, Марина потянулась к окну, распахнула – и ветер, наконец ворвавшийся в комнату запахом реки и деревьев, задул ненужную свечу на столе.