– Да нет, ничего такого я не имел в виду, – стал оправдываться Вячеслав. – Просто меня сильно поразило то, что этот человек – Серегин, кажется – закрыл вас от пуль и погиб… Может, он был вашим телохранителем?

– Может, – Марину поразил ход рассуждений Вячеслава. – Нет, не в прямом смысле, конечно… Он был моим старым другом – не больше, если вы думаете о близких отношениях, но и не меньше, потому что дружба может быть даже выше любви…

Марина сказала это и вдруг поняла, что все ее предыдущие размышления не имеют смысла. Николай Андреевич, а она всегда звала его только по имени-отчеству и исключительно на «вы», погиб, спасая ее. Значит, а, может быть, – и не значит! – он считал ее своим другом, если решился на смерть вместо нее… И кто кого втравил в эту историю, кто виноват, а кто нет – выяснять не имеет смысла. Смерть поставила точку, и то, что случилось, нельзя изменить.

– Марина Петровна, вы можете ехать домой, – к ним подошел следователь. – И вы, молодой человек, тоже…

Последние слова относились к Вячеславу.

– Мы с вами свяжемся, – следователь был вежлив и внимателен. – Отдыхайте…

Марина поблагодарила и вместе с водителем пошла к выходу. В какой-то момент ей захотелось оглянуться, еще раз взглянуть на зал и столик, за которым они с Серегиным ужинали, но она сдержалась – поняла, что забыть этот вечер она не сможет никогда.

– Куда поедем? – поинтересовался Вячеслав.

Улица возле входа в «Сельские радости» еще была оцеплена. Множество машин – милицейских, телевизионных, перегородили Большую Никитскую, специально вызванные регулировщики командовали движением.

– Вы думаете, мы сумеем отсюда выбраться? – спросила Марина, так и не ответив на вопрос Вячеслава.

– Сумеем, – сказал он и распахнул перед Мариной дверцу «Мерседеса». – Так куда же мы едем, Марина Петровна?

Марина назвала адрес Игоря.

Она надеялась, что муж будет дома, и очень боялась этого. На всякий случай решила позвонить. Игорь взял трубку.

– Я скоро буду, – коротко сказала Марина и тут же отключилась, чтобы не отвечать на его вопросы.

Доехали быстро. Марина сообщила Вячеславу, что завтра в половине десятого она будет его ждать. Позже, когда поднималась на лифте, вспомнила, что сама же разрешила сотрудникам прийти к часу и ехать на работу так рано не имеет смысла. Решила, что менять ничего не будет.

Она позвонила, и Игорь открыл дверь. Обнял. Сказал: «Слава богу, жива…» Помог раздеться. Повесил покрытую грязными пятнами дубленку. Усадил Марину в кресло и снял с нее сапоги. Дал мягкие меховые тапочки…

– Можешь ничего не рассказывать… Я в курсе…

Марина прошла на кухню.

– Азаров сообщил? – спросила она.

Теперь она знала, кому звонил Вячеслав, пока ее допрашивали.

– Азаров.

Игорь говорил лаконично, сдержанно, будто во всех подробностях знал о том, что и как происходило на Большой Никитской.

– Может, чаю поставить? – спросил он.

Есть не предлагал. Знал, что она ужинала. С Серегиным.

– Поставь…

– Может, хочешь чего-нибудь покрепче?

– Нет. Боюсь, если выпью, начнется истерика, – честно ответила Марина.

– Ну тогда не надо… – согласился Игорь. – Ирине вы сказали?

– Я – нет… Боюсь… – Марина понимала, что не права, что надо ехать к Серегиным, что по телефону о смерти лучше не сообщать.

– Однако придется к ним поехать, – Игорь вроде бы уговаривал Марину, вроде бы убеждал – но деликатно, без давления.

– Поедем. Только попозже, – согласилась Марина. – И знаешь, Игорь, говори со мной нормальным тоном. Не как с тяжелобольной. Я в порядке. Шок уже прошел…

– Конечно, прошел… Я вижу…

В словах Игоря Марина почувствовала иронию, значит, он тоже постепенно приходит в себя.

А ее стало знобить.

– Как холодно! – сказала она. – Принеси, пожалуйста, плед…

Игорь укутал Марину пушистым шотландским пледом, налил в кружку крепкий чай с медом.

– Может быть, коньяку плеснуть?

– Плесни, – согласилась Марина.

Она пила чай, обжигаясь, но продолжала мерзнуть. Подумала: «Бедный Николай Иванович, лежит холодный в холодном морге…»

И тут где-то глухо зазвонил телефон. Марина не сразу поняла, что это верещит ее мобильник, он так и остался в сумочке, в прихожей. Игорь принес телефон Марине.

– Слушаю, – сказала она.

Звонила Ирина, жена Серегина.

– Я не хочу знать ни о каких подробностях, Марина Петровна… – Ирина почти кричала. – И звоню вам, чтобы сказать – это вы виноваты в смерти моего мужа, это ваши дурацкие расследования привели к его гибели… Я не желаю вас видеть в моем доме и надеюсь, что не встречу вас на его похоронах!

Марина ничего не успела сказать в ответ, Ирина бросила трубку.

– Ты слышал?

– Слышал…

– Наверное, она права… – сказала Марина. – Это я во всем виновата… Его убили из-за меня…

– Успокойся, родная, – Игорь пытался обнять Марину, но она решительно отвела его руки. – Он сам, сам закрыл тебя от пуль…

– Как ты не поймешь, если бы я тогда в «Тренде» не устроила разоблачения говоровских махинаций, ничего бы этого не было… Понимаешь, ничего бы не было! И Серегин спокойно затеял бы новый бизнес и был бы жив… Я их спровоцировала, невольно спровоцировала…

– Ты не права, – возразил Игорь. – Целились-то не в него, а в тебя! Это он сам, сам – понимаешь? – бросился на пули, чтобы тебя закрыть…

– Вот именно! Я жива, а его – нет…

Марина зарыдала. Она так долго сдерживала слезы, что теперь и сама не знала, как с ними справиться…

– Но я все равно пойду на его похороны. Никто не может мне запретить проститься с ним, никто!

Марина говорила, рыдая, даже возникшая в ней некая агрессивность, ее природное упрямство не могли ей помочь сдержать обрушившуюся на нее истерику.

– Ты тут поплачь, – сказал Игорь, – а я пойду… Мне позвонить надо…

Он был совершенно растерян и не знал, как вести себя в подобной ситуации. Скрылся в глубине квартиры, и Марина видела, как зажегся свет над его письменным столом.

Плакала она недолго – истерика угасала в отсутствие зрителей. Никто ее не жалел, никто ей не сочувствовал. «Ты сильная, – говорила себе Марина, – а сильных не жалеют». Банальная, истрепанная фраза, которую Марина почему-то произнесла вслух, странным образом успокоила ее. Она стала вспоминать все, что произошло, но как-то отстраненно, без эмоций. В кого все-таки стреляли? Кому на самом деле предназначались пули убийцы? Серегину, как считает его жена, или ей – как думает она сама и те, кто видел стрелявшего? Для Марины понять это было крайне важно – от того, кому на самом деле были адресованы пули, зависела степень ее вины или невиновности. Приговор, который она вынесла сама себе, был однозначен: виновна. Но так ли это на самом деле, она узнает только тогда, когда поймают убийцу. Если его поймают… Марина не знала, что предпринимает милиция, что делает сейчас Магринов, и не хотела об этом знать. Она пыталась привыкнуть к мысли о своей вине, она казнила себя сама и втайне надеялась, что тяжелые душевные муки станут ее искуплением, если только такую вину можно искупить…