за его рестораны я не могу, а видеть его голодным тоже не могу». Угощать его дома тоже нельзя: Татьяна ест спагетти, овощи и яблоки, а Лев, бывший вегетарианец и трезвенник, требует мясо, вино и всевозможные специи. Но рядом снова – сострадание:

Когда я вижу его на улице – плохо одетого, немного сгорбленного, куда-то спешащего, – мне его ужасно жаль. Кроме меня, у него нет ни души, кому он был бы нужен. Папá говорил, что у эгоистов одно преимущество – у них нет соперников.

Помощь с заказами тоже дается Татьяне нелегко. Некая дама желает заказать бюст своего маленького сына. Но Лев, беззубый и лысый, пугает ее своими «манерами парижского апаша». Итальянке он говорит: «Никогда я не получал столько любовных писем, сколько сейчас». Татьяна задумывается, нормален ли брат. И тоже надеется, что Лев уедет в Швецию. Там ему не придется голодать. А она сможет наконец успокоиться.

Трудное «это то самое»

В Швецию Лев уезжает, но только на время. Летом 1937 года он снова живет у Пети в Симмельсберге. Читает, пишет, философствует, играет на старом клавикорде, гуляет по лесам, играет с мальчиками Лео и Петером. Радуется сельским пейзажам. Погода хорошая, урожай должен быть щедрым.

Заезжают по пути в Англию и Францию Таня и Дарья. Дочери кажутся Льву милыми, но ему не нравится, что Дарья носит шорты. Неудивительно, что ей все время делают неприличные предложения. Возможно, Англия ее воспитает, даже несмотря на то, что, по мнению Льва, современные англичане «порядочные свиньи». На несколько дней заглядывает в Симмельсбергу и Нина. «Очень мила и мы все время вместе», – пишет Лев Ките. Кита очень занят на работе, но Лев хочет успеть повидаться с ним и его семьей прежде, чем они уедут в отпуск. В июле Лев едет в Хальмбюбуду в компании Сони.

Интенсивно продолжается работа над Lungarno. Сейчас Лев занят главой об искусстве и его классификации. Идеи Лев тестирует в письмах к Сергею. Мысль – это самая важная форма искусства, объясняет Лев брату, далее идут литература и живопись. Мысль – ядро всего, неважно, идет ли речь о мудрости, религии, философии или любой художественной форме, в которой важную роль играют слово, звук, форма, изображение, движение или конструкция. Науки Лев разделяет по принципу принадлежности к духовной, интеллектуальной и материальной сторонам человечеством жизни. Все науки должны служить на благо человека. Размышления Льва Сергей оставляет без комментариев: в 1937 году в Советском Союзе достаточно других проблем.

С живущей в Америке сестрой Александрой заключается мир. Лев шлет ей примирительное письмо и получает трогательный ответ. Александра пишет, что его письмо осветило ее существование. Александра осознала собственные ошибки и просит прощения у родных. Перед смертью матери осенью 1919 года она помирилась и с ней. В Америке Александра живет бедно, в основном на то, что приносит сад. Отношения с американцами складываются плохо, поскольку им не нравится, что она критикует большевиков, американские conventionality[17] и распространенное курение. Неприятности ей приносит и ее неумение всегда изображать a pleasant smile[18].

И вдруг – дурная новость из Франции. Младший сын Льва Ваня арестован в Ницце и скоро предстанет перед судом. Бабушка Ольга не справлялась со слишком своенравным мальчиком, которого бросили оба родителя, в действительности он рос на улице. Встреча сына с отцом весной 1932 года в Париже ни на что не повлияла, поскольку Лев сразу дал понять, что поддерживать сына материально не может. Вскоре после этой встречи Ваню впервые арестовали за кражу. Ни исправительные учреждения, ни размещение в семьях не помогли. Но на сей раз положение серьезнее. Семнадцатилетнему юноше грозит тюрьма. Французские, эмигрантские и советские газеты пестрят заголовками: «Внук великого Толстого – вор!»

«История с Ваней в Ницце ужасна. Эта ошибка, горе и страдание моей жизни», – пишет Лев сестре и брату и малодушно объясняет проблему цыганским происхождением мальчика, забыв, что сам он русский, а мать русская наполовину. «Но он воришка по крови и может остаться таковым на всю жизнь», – объясняет Лев. Сергей и Татьяна, стыдно сказать, с этим быстро соглашаются. Может, отправить мальчика к Александре в Америку? Или в Советский Союз, чтобы поместить в воспитательное учреждение? «Может быть, еще возможно сделать из него человека. Он умный и жалкий». Александра немедленно отказывается – она бедна. Какой холодный тон, думает Лев. Сергея же пугает наивность Льва, поскольку он точно знает, что такое советское воспитание и сталинские коррекционные лагеря. «Что угодно, но мы видеть мальчика в Союзе не хотим», – пишет Сергей Татьяне, которая тоже активно участвует в решении проблемы. «Лев всегда верен себе, – вздыхает она. – Сколько за него приходилось краснеть! Вряд ли это последний раз!»

Кита и раньше знал о существовании единокровного брата. В октябре Лев пишет ему и Пале о «том самом», от чего долгое время пытался отстраняться:

Я сделал пока, что мог, – вы увидите из толстого письма, которое надо потом сжечь. Я очень страдал, особенно за вас, но сейчас стало легче на душе в надежде, что он исправится и что ему помогут. Не знаю, как переслать письмо, чтобы никто, кроме вас двух, его не прочел. Может быть, прежде я поговорю об этом с Петей и покажу ему документы, касающиеся этой печальной истории, чтобы вы все ее знали. Надо надеяться, что это последняя и что он станет на честный путь.

Далее Лев добавляет: «Тетя Таня пишет мне, что „бессмысленно упрекать меня за прожитое“. Всё же все это делают, конечно».

Незадолго до отъезда из Швеции Лев получает заказ на два медальона с портретами местных ботаников Вальфрида Вейбулла и его сына Вальтера. Оба руководили компанией по продаже семян. Теперь их преемник решил увековечить предшественников в бронзе. Льву приходится интенсивно работать, чтобы успеть до окончания шведской визы.

Прежде чем отправиться в Париж, Лев едет в Италию. Во Флоренцию он прибывает в октябре; после долгой поездки в трясущемся железнодорожном вагоне у него болят глаза и ноги. Жизнь здесь стала заметно дороже. За месяц в том же гостиничном номере, что и в прошлом году, теперь нужно заплатить на шестьдесят франков больше. Но его главная задача – дописать мемуары и заняться вопросами мира во всем мире. Намерения добрые, он принял вызов и отказаться от него не может: «Я люблю человека и его жизнь и хочу помочь им, если смогу, реально и трезво». И это вопреки