ладони тяжелый камень и вновь замахнувшись им на Тайзети, он уже был готов нанести очередной удар, но тут в хижину, едва дыша, вбежала раскрасневшаяся от страха Ниса. Увидев ужасающую взор картину, что предстала перед ней во всей полноте своей дикости, девочка поспешила остановить друга.

— Бран! Что ты делаешь?! Прошу, остановись! У этого должно быть какое-то объяснение! — громко воскликнула Ниса, дрожа всем телом.

Ее трясло и мутило от едкого зловония, которым так пропиталась конура безумной старухи, от вязких кровавых следов, что кривой дорожкой вели в эту хижину, от темноты, что заставляла щуриться, дабы различить что-либо. Ниса глубоко вдохнула, стараясь на некоторое время задержать дыхание и как следует осмотреться. К ее удивлению, все было, как и прежде: грязное тряпье валялось по углам крохотной, наполненной смрадом, хижины; старые сломанные вещицы, найденные неизвестно где и используемые не пойми для чего, лежали сложенные друг на друга в некоем подобии пирамиды; куклы из соломы, кривая тумбочка, сама безумная старуха, полностью гармонирующая с окружением и даже безусловно дополнявшая его. Все было, как и тогда, когда они попали сюда впервые. Но что-то явно выбивалось из единой структуры, из общей зловонной картины. Именно этого девочка всеми силами пыталась не замечать, дабы не потерять рассудка. Именно этого она боялась до дрожи в ослабевших коленках, до тошноты и головокружения: алые лужи вязкой жидкости, части человеческого тела и белые гладкие кости были раскиданы по всей лачуге, словно в дом старухи ворвался волк или медведь и, пока той не было рядом, растерзал кого-то в клочья. Понемногу к ней стало приходить осознание того, что именно здесь произошло несколькими часами ранее. Осознание того, что никакого хищника в хижине не было, а все это безумие — дело рук самой старой ведьмы. И мятая рубаха, и штаны, и волосы — все это принадлежало ни кому-то, а Девину. Ниса сощурила глаза и, прижав маленькие ладони к лицу, протяжно застонала.

— О нет… нет… нет! Не может быть! — глядя по сторонам, кричала девочка. — Я не верю!

— Я могу… Я могу все объяснить, — замахав руками перед лицом Брана, взмолилась Тайзети, которая все же нашла оправдание своему греховному деянию. — Я не знала, что вы вернетесь из Зервара. Думала, братья сделают из вас рабов, а мальчик был так болен и так… так сладко, так ароматно пах, что…

Не говоря ни единого слова, юноша вновь занес над головой ведьмы тяжелый заячий камень, изначальным предназначением которого было излечение Девина, что, конечно, являлось ложью, и с силой обрушил его на свою жертву. Бран бил старуху с такой яростью, что, казалось, вот-вот из его водянисто-серых глаз посыплются искры алого пламени. Раз за разом, удар за ударом. Алые брызги разлетались во все стороны, обагряя шею, руки и лицо юноши. Механичность движений спутывала мысли и одновременно давала некоторое успокоение разбушевавшимся эмоциям.

Несмотря на то, что старуха давно была мертва, Бран не останавливался, страшась того, что будет, когда он выпустит из рук этот холодный тяжелый камень и рухнет на деревянный пол, осознавая все произошедшее. Что останется от того наивного юноши, что не по своей воле оказался в этом проклятом месте? Возможно, его уже и не было. Вместо него телом Брана правило что-то чужое, свирепое и остервенелое.

«Я забрал ее жизнь так легко, словно… — подумал он, стараясь не упускать из виду окровавленного лица убитой им женщины, — словно дикое животное». Последнее пришло ему на ум из иных уст, совершенно посторонних ему. Осознав, что его разум играет с ним в некую странную игру, стараясь спутать его мысли, вывести юношу из себя, Бран вовсе перестал о чем-либо думать и продолжил наносить удары.

— Бран, прекрати! Прошу! — подойдя к юноше и легонько дотронувшись до его плеча, сквозь слезы прошептала Ниса. — Она мертва. Они все. Они все мертвы…

Но Бран словно не слышал ее. Напротив, он стал с еще большей силой бить камнем по безжизненному телу старухи, будто пытаясь превратить ее в труху, уничтожить даже останки.

— Пожалуйста… Не оставляй меня… Прекрати! — Ниса схватила юношу за рукав рубахи, стараясь привести его в чувство.

Но все было тщетно. Бран оставался непреклонен, холоден и жесток. Девочка чувствовала это всем своим нутром. Отчаявшись, она легла на деревянный пол возле него и так горько и звучно заплакала, что, казалось, ее крики и стоны, уносимые осенним ветром, разнеслись по всему запретному лесу, оповестив всех его жителей о невосполнимой утрате и жгучей боли, что прямо сейчас испытывала эта совершенно беспомощная ранимая душа.

— Достаточно! — неожиданно послышался громогласный рев за спиной Нисы, и она сразу же поспешила обернуться. Затаив дыхание, девочка с ужасом взглянула на рослого быкоподобного человека, так внезапно возникшего прямо перед ней, словно выросшего из самой земли. Его вытянутое лицо не выражало абсолютно никаких эмоций: ярко-желтые глаза потускнели, складки в уголках рта оставались неподвижными, лишь клубы пара, выходившие из его раздутых ноздрей, давали понять, что сатир в некоторой степени раздражен и распален случившимся. Одвал протянул свою ладонь к запрокинутой над телом мертвой старухи руке Брана, а затем, продолжая бесчувственно смотреть на мальчика, повелительно сказал:

— С тебя хватит, дитя. Тайзети больше не причинит вам никакого вреда, — он легким движением выхватил заячий камень из руки Брана и с некоторым разочарованием в голосе добавил: — Да и дело было вовсе не в ней…

— Одвал… Почему?! Почему ты здесь?! — глядя на растерзанную старуху, слегка подрагивающими губами спросил Бран.

— Потому что кто-то должен тебя спасти, — тяжело выдохнув, ответил сатир, и его глаза тотчас странно заблестели.

— Спасти, говоришь? — усмехнулся Бран и, обернувшись к нему, с горечью в голосе добавил: — А их? Всех их — Фица, Арин, Девина? Почему их никто не спас?

Ниса продолжала оторопело смотреть на неестественное, как ей казалось, совершенно чудовищное существо. Ей пришлось повидать много всего — двуликую Аву, болотных тварей, диких русалок и прочих дивных существ, но Одвал отчего-то вызывал в ее душе такой щемящий, детский страх, причины которого она никак не могла понять. Но главным было не это. Ее сердце замерло от осознания того, что Бран не врал ей. Тогда, на пути к хижине Тайзети он говорил ей чистую правду, а она, к сожалению, не поверила, подсознательно обвинив его во всем случившемся.

— Так это вы? — набравшись смелости, сквозь слезы сказала Ниса. — Вы виноваты в смерти Фица! Это вы заставили Брана вести нас в болотную Топь!

Одвал лишь усмехнулся и, с некоторой снисходительностью взглянув на девочку, неспешно