— Ну да, ну да, — закивал в ответ Францевич. — Да вы пейте, закусывайте.

— Благодарствую, — кивнул его визави. — Вот с вами — тьфу — враз со всем разобрались да выпустили. А тут иной раз такое бывает! Я б порассказал, но тс-с-с!

— Да упаси Бог, к чему мне ваши тайны? — замахал руками присяжный поверенный. — Меньше знаешь — крепче спишь. А дельце небольшое и впрямь имеется.

— Что, из дружков кого прижучили? — развалясь в кресле, довольно ухмыльнулся Ляхов. — Ну, да не беда. Говори кого, померкуем, что сделать можно.

— Нет-нет, ничего такого. — Францевич выставил перед собою ладони, точно отгораживаясь от столь нелепой идеи.

— Я уж было подумал, за шляхту свою просить будешь. — Полковник умиротворенно сложил руки на полном животе. — За Ковальчика, к примеру. Может, соскучился по нему? Ладно, сказывай.

— Вы ж, любезнейший Антон Денисович, конечно, уже слышали, что кузена моего — генерала Янушкевича — поставили во главе Военно-дипломатического комитета? — пропуская мимо ушей фамилию старого приятеля, заговорил Людвик Казимирович.

— Ну-у, слышал, — кивнул жандармский полковник, не желая вдаваться в подробности и сообщать, когда в последний раз открывал газеты.

— Сами понимаете, помощь союзников нам сейчас ох как нужна, — продолжал адвокат.

— Это верно, не все ж мы им. У нас самих куда ни кинь, везде клин. — Ляхов печально вздохнул и покачал головой. — А ведь, казалось бы, как сильны были.

— Так вот, — прерывая ход его мыслей, вел свою линию присяжный поверенный, — завтра день рождения французского посла Мориса Палеолога.

— А, ну так поздравления ему! — кивнул несколько раздобревший от съеденного и выпитого жандарм.

— В этом вся и загвоздка. Брат уже направляется из Ставки в Петроград, но, как вы сами понимаете, подарок по дороге ему взять негде. Не австрийскую же каску ему в самом деле везти?

Жандарм звучно расхохотался незамысловатой шутке.

— Это вы хорошо сказали! Здоровский будет вид у посла в этой самой каске!

— Так вот брат и просил меня присмотреть какой-нибудь этакий подарочек его превосходительству.

— Ну и правильно, — согласился с мнением отставленного начальника Ставки жандармский полковник. — Да только я то здесь при чем?

— В том-то и дело, что при чем. Вы наверняка слышали, что господин Палеолог, сей потомок византийских императоров, собрал немалую коллекцию всякого разного старинного оружия. Сабли там, мечи, шпаги…

— Ну-у? — протянул Ляхов, явно не понимая, к чему клонит его собеседник.

— Мне тут сказывали, — понижая голос, вымолвил Францевич, — что на днях на Большой Морской было какое-то не то ограбление, не то пьяная драка, уж не упомню. И вот там в качестве вещественного доказательства фигурировал некий очень примечательный кинжал.

— А, ну да, ну да, было такое.

— Сказывают, по тому делу все подозреваемые уже мертвы. Так вот, я и хотел попросить, если штука все равно выморочная, может, как-то можно того, изъять сей кинжал из материалов дела? Им ведь, кажется, никого не убили, стало быть, можно и любой другой положить. А уж я, понятное дело, в долгу не останусь. — Францевич достал из ящика стола конверт.

— Настоящие? — покосился жандарм.

— Да ну, помилосердствуйте, откуда ж теперь иные? — Людвик Юстинович протянул жандарму «барашка в бумажке».

— А то смотрите! — Ляхов погрозил пальцем хозяину. — Не погляжу, что старые знакомые! — Он взял конверт, бегло пересчитал купюры и засунул «статусную ренту» в карман. — Хорошо, будь по-вашему. Приходите завтра в Управление, все сделаем.

— Отчего ж завтра-то? Завтра уже вручать надо. Дежурные ж там всю ночь кукуют. Так вы уж черкните им записочку, что, мол, срочно надо, а я слугу пошлю, он принесет.

— Негоже так, — вздохнул Ляхов, опустошая еще один стакан. — Ну да ладно, как говорится, для милого дружка и сережка из ушка.

— Петруша! — крикнул присяжный поверенный, и затянутый в ливрею слуга с непривычно смуглым для северных широт лицом, молча склонившись перед офицером, поставил на стол письменный прибор и листы чистой бумаги.

Гроссбух подобен Книге судеб — он порождает военные союзы и убивает их.

Кольбер

Эрцгерцог Карл внимательно поглядел на вошедшего в комнату человека среднего роста, крепкого телосложения, со спокойным и уверенным лицом. От него буквально исходила волна уверенности, будто он, а не Карл был хозяином кабинета и лишь позволил молодому принцу освоиться в кресле наместника и подержать в руках секретные бумаги.

— Я навел о вас справки, — едва поздоровавшись, начал эрцгерцог. — Полковник Ронге, едва услышав, что вы здесь, пришел в такой восторг, что я, право, не ожидал. Он назвал вас «Сальватором» и объявил едва ли не лучшим нашим агентом за всю историю империи.

— Польщен, — склонил голову Конрад Шультце. — Возможно, господин полковник переоценивает мои заслуги.

— Признаться, майор, я не посвящен в суть вашей тайной войны, но для меня рекомендация господина Ронге дорогого стоит.

— Я лишь выполнял свой долг.

— Ответ, достойный офицера. Я буду просить его величество достойно наградить вас.

— Не стоит. Ваше Императорское Высочество.

Карл удивленно поглядел на разведчика. Столь близкая сердцу большинства военных тема, похоже, не произвела никакого впечатления на господина Шультце.

— Вы чересчур скромны.

— Поверьте, ваше высочество, это не скромность, а трезвый расчет. Не хочу, чтоб мое имя фигурировало в наградных списках. Да и вообще, был бы весьма признателен вашему высочеству, когда бы вы помогли мне исчезнуть бесследно.

— Мне кажется, я не совсем понимаю вашу мысль. — Эрцгерцог удивленно округлил глаза. — Вы же не хотите… умереть?

— Ни в малейшей степени, — покачал головой Шультце. — Именно поэтому и хочу исчезнуть. Мне нужны новые документы и желательно премиальные, которые я, будем откровенны, вполне заслужил. После чего я надеюсь перебраться в Швейцарию, а затем, если получится, куда-нибудь подальше. Может быть, в Африку.

Эрцгерцог Карл вышел из-за стола и в молчании подошел к странному гостю.

— Вы хотите бежать?

— Можно сказать и так, — согласился майор. — Однако, поверьте, я вовсе не трус. Годы успешной работы в лагере врага тому несомненное доказательство. Но я не желаю быть пушечным мясом в войне, которую император начал для того, чтобы проиграть.

— Вы забываетесь, — резко оборвал его наследник престола.

— Напротив, я в отличной памяти. А потому не могу забыть слов нашего императора Франца-Иосифа, произнесенных им в первые дни войны: «Если монархии суждено погибнуть, то она по крайней мере должна погибнуть достойно». Позвольте мне вопрос, Ваше Императорское Высочество, вы знали об этих словах?