дыхательных путей. Соседка с восьмого этажа немедленно отвечает мне бухающим рецидивом острого респираторного заболевания. Сосед с шестого этажа тут же вспоминает о своей застарелой чахотке. Эпидемия кашля мгновенно охватывает весь лифт. И даже лохматая собака с третьего этажа заходится в лающем кашле или в кашляющем лае…

Собаки в лифте — это особая тема. Не знаю почему, не знаю, как на других, но на меня все псы — от малого шпица до огромного волкодава — смотрят одинаково: как Мухтар — на нарушителя границы. Едва, я появляюсь в кабине, они делают стойку, резко подтягивают животы, стально напружиниваются. И если есть в их глазах хоть какое-то сомнение, то лишь одно: укусить его сразу или враг сам побежит?

Да, не люблю я лифты. Нет, не люблю.

Я чувствую себя в них таким несвободным, таким зависимым… Мне нужно вверх, а лифт заряжен автоматикой вниз, и я вынужден опускаться лишь для того, чтобы подняться вновь. Или: я еду. например, на двенадцатый этаж, а меня могут остановить — совершенно независимо от моей воли, — скажем, на шестом. Или: только я делаю шаг в кабину, как зажигается табло: «Перегрузка». Знаете, очень обидно себя чувствовать даже лишним человеком. Но куда обиднее — чувствовать себя лишним грузом!

И вообще, что это за надпись: «6 человек, 500 килограммов»?! Я всегда невольно и мучительно начинаю прикидывать… Сколько, интересно, потянет этот верзила с чемоданом?.. А эта дама внушительной комплекции?.. Про таких в Одессе говорят. «Мне в ней нравятся три вещи — подбородок!» А этот мальчик?.. Мальчик-то он мальчик, но до чего упитанный! Да и сам я хорош: зарядку забросил, к бегу что-то остыл, к сауне как-то охладел, вот и набираю вес — а ведь тут только до пятисот килограммов…

Тьфу, ну что за дурацкие мысли являются в этом идиотском лифте!

Но хуже всего ехать в кабине вдвоем. Нет уж, пусть даже скорбно-молчаливая, как на панихиде, толпа, пусть даже душительно-интимный стриптиз незнакомых болтушек, пусть даже свирепые собаки, подозревающие во мне шпиона, но только не вдвоем!

Когда я еду в лифте вдвоем с незнакомым человеком, я абсолютно теряюсь. Я не знаю, как стать, как повернуться. Лицом — вызывающе. Спиной — бестактно. Я не знаю, куда смотреть. В глаза — нахально. В потолок — глупо. Я чувствую себя совершенно обязанным о чем-нибудь заговорить. Но о чем? Узнать, который час? Поделиться прогнозом погоды? От всей этой неловкости я не нахожу ничего лучшего, как только молча совершать массу нелепых движений: поправлять одежду, приглаживать волосы, почесывать нос…

Так было и в тот день, когда я вошел в лифт, а там — всего одна девушка. Девушка как девушка. Я вошел, и мы поехали.

Начал я с того, что одернул пиджак. Она поправила прическу. Я подтянул галстук. Она открыла и закрыла сумочку. Я сунул руки в брюки. Она похлопала ресницами.

А лифт себе ехал и ехал. Никто его не останавливал. Никто в нем не появлялся. Мы ехали вдвоем. И обстановка с каждой секундой накалялась.

Я вытер платком лоб. Она внимательно осмотрела маникюр. Я проверил запонку. Она ослабила ногу в колене. Я прислонился к стенке. Она подкрутила часики.

Возможно, все бы и обошлось, если бы этот лифт находился в старом доме, этажей девять или даже двенадцать. Но дом был новейший, экспериментальный, двадцатичетырехэтажный.

На семнадцатом этаже я почесал бровь. Она повертела перстенек на пальце.

На восемнадцатом я отбил ботинком пару тактов неизвестной мелодии. Она застегнула верхнюю пуговку платья.

На девятнадцатом я сильно дернул себя за ухо. Она полуобморочно закатила глаза.

А на двадцатом этаже я почувствовал, что силы мои на исходе, и понял, что это конец. Я открыл рот. Я набрал воздух. И предложил ей стать моей женой. От отчаяния. А она немедленно согласилась. От испуга.

С тех пор мы с ней и живем. Вроде бы дружно и, кажется, счастливо.

Но не люблю я все-таки лифты. Нет. не люблю.

Самая большая для меня радость — если я подхожу к лифту и читаю сообщение, что он в настоящий момент ремонтируется. Тогда я вздыхаю облегченно и весело.

И мое хорошее настроение не может испортить даже то, что какой-то остряк к благословенной табличке «Лифт на ремонте» приписал очень старую шутку: «Ближайший лифт — в доме напротив».

Артур Кангин

Собачка Павлова

Павлов достает из кармана кусочек колбасы и дает Жучке:

— Ешь, милая, жуй!

Собачка аккуратно, интеллигентно ест.

Павлов достает из кармана электрический фонарик и светит им в морду Жучки.

Собачка, не переставая жевать, недоуменно смотрит на фонарик.

— Так, довольно!

Павлов выключает фонарик и забирает у собаки колбасу.

Павлов включает фонарик и светит им в морду Жучки:

— Пошла слюна!

Жучка недоуменно смотрит на Павлова.

— Слюна!

Собачка закрывает глаза и пытается задремать.

Павлов достает из кармана колбасу и протягивает Жучке.

Жучка интеллигентно ест.

Павлов выключает фонарик и отбирает колбасу.

Павлов включает фонарик:

— Пошла слюна! Слюна!!!

Собака из уважения к маэстро пускает тоненькую струйку слюны. Все это неприятно и глупо, но ради великого физиолога Ивана Павлова собачка готова выдержать все что угодно.

Павлов кидается к столу и что-то быстро, с легкой улыбкой, записывает в коленкоровую тетрадь.

Собачка подходит к фонарику и из уважения к ученому проглатывает его.

Входит лаборантка и приносит колечко копченой «краковской».

Павлов пускает обильную слюну.

Собачка с уважением глядит на ученого. Научный труд завершен.

Виктор Коклюшкин

Ограбление

Классно придумали: заходим с Петькой в банк,