темы в песне «Спасите наши души» (1967) и балладе: «Песня называется “Баллада о брошенном корабле”. Это вместо “SOS”. Кстати, то же самое»511. В самом деле, обе песни наполнены личностным подтекстом и посвящены морской тематике: «Мы бредим от удушья» = «Задыхаюсь, гнию — так бывает»; «Но здесь мы на воле, хоть стонем от ран» (АР-9-118) = «Так любуйтесь на язвы / И раны мои!»; «“Мы врежемся в берег!”, - / Сказал капитан» = «Вдруг по самое горло я врезался в мель» (АР-4-166); «Мы рвемся к причалам» = «Или с мели сорвать меня в злости».

Другим источником баллады является песня «Еще не вечер» (1968): «На море — штиль, и не избегнуть встречи» = «Видно шрамы от крючьев — хоть против я драк, / Но избегнуть не смог абордажа» /2; 536/; «Но нам сказал спокойно капитан': / “Еще не вечер! Еще не вечер!”» = «“Эй! — сказал капитан. — Распрямляйте хребты / И с запекшихся ран посрывайте бинты!”» /2; 536/; «И в трюме течи» = «Вот дыра у ребра»; «Кто с кольтом, кто с кинжалом, кто в слезах» = «Кто чувствительней — брызги сглотнули»; «Мы покидали тонущий корабль» = «Мои пасынки кучей / Бросали меня».

Разница лишь в том, что в ранней песне «на море — штиль», а во второй — лирического героя терзают «злобные ветры».

Кроме того, аллегоричность ситуации в песне «Еще не вечер» подчеркивают параллели с «Охотой на волков» (обе — 1968): «За нами гонится эскадра по пятам» = «Только сзади я радостно слышал / Удивленные крики людей»; «Неравный бой. Корабль кренится наш» = «Не на равных играют с волками / Егеря…».

В обоих случаях враг стреляет картечью: «Бил шок и слабонервных от картечи» /2; 402/ = «В лоб ударит картечь из двухстволки» (АР-2-126). И герои готовятся к схватке: «Готовьте ваши руки к рукопашной!» /2; 107/ = «Я напрасно готовил клыки» /2; 423/, - поскольку хотят выбраться живыми: «Кто хочет жить, кто весел, кто не тля…» = «Жажда жизни сильней!».

Еще одной песней 1968 года, которую можно считать источником образности «Баллады о брошенном корабле», является «Банька по-белому», где лирический герой вернулся домой после сталинских лагерей: «Самогонкой развяжет язык. <…> Сколь изведано водки и трасс»[733] [734] [735] [736] = «Захлебнуться бы им в моих трюмах вином»; «А на левой груди — шрам осколочный»5 п = «Видно шрамы от крючьев»; «Наглотавшись слезы и сырца» = «Я пью пену — волна не доходит до рта»; «Ох, знобит меня в бане от прошлого»5 и = «И гуляют по ней, пробирая насквозь» (АР-4-168).

Наблюдается также параллель с «Песней Сенежина» (1968): «И матросы, крепко сжав штурвалы / И судьбу жестоко матеря, / Перестанут уповать на тралы: / Разве тут до сельди? Нет меня!» = «Бесновались матросы на вантах. <…> И, погоду и случай / Безбожно кляня, / Мои пасынки кучей / Бросали меня» («макросы… жестоко матеря» = «ма*тр°сы>-. безбожно кляня»; «Нет меня!» = «Бросали меня»). Но если в «Песне Сенежина» матросы матерят судьбу из-за смерти героя, то в балладе матросы клянут непогоду и бросают героя, севшего на мель.

В целом же в балладе помимо конфликта поэта с друзьями и коллегами по театру, бросившими его в беде-515, разрабатывается и конфликт с властью, представленной в виде врагов лирического героя: ветров; вражеского корабля, от тарана с которым герой сильно пострадал; пирата, который во время абордажа нанес ему жестокий удар; и, наконец, кораллового рифа.

После того, как героя покинула его команда, он остался один на один с разбушевавшейся стихией: «Ветры кровь мою пьют / И сквозь щели снуют / Прямо с бака на ют, — / Меня ветры добьют!». Как и в «Охоте на волков», герой находится на открытом пространстве. Но если там он еще мог уйти (вырваться за флажки), то здесь он обречен бороться до конца: «Я под ними стою / От утра до угра, / Гвозди в душу мою / Забивают ветра». Данный мотив год спустя получит развитие в рассказе «Парус» (1971): «…душа чувствительна к ударам, — лопнула, и в ней дыра. И теперь сколько ни дуй — всё в дыру, и судно на месте. И ветер напрасно тратит силы» /6; 165/. Здесь прозаический герой, выступающий в образе корабля, сравнивает себя с Христом: «Я, как Христос по водам», «Я, как бог на волнах» (АР-13-16), — а в балладе лирический герой подвергается распятию гвоздями.

И еще несколько сходств между этими произведениями: «Ветер дует в мою бога душу» = «Даже в душу мою задувают ветра» (АР-4-168) (ср. еще в черновиках песни «Мы говорим не “штормы”, а “шторма”…»: «К нам в души ветер бьет, сорвав засов»; АР-10-157); «И теперь сколько ни дуй — всё в дыру, и судно на месте» = «Сел по горло на мель»; «Надо залатать, а ветер и этому мешает, — он нетерпелив, как боксер после того, как послал противника в нокдаун и хочет добить» = «Меня ветры добьют»: «А я стою, и ветер злится, что не может сдвинуть меня с места» = «Я под ними стою / От утра до утра. <…> И гулякой шальным / Всё швыряют вверх дном / Эти ветры, незваные гости. / Захлебнуться бы им / В моих трюмах вином / Или с мели сорвать меня в злости!» («я стою» = «Я под ними стою»; «ветер злится» = «ветры… в злости»; «сдвинуть меня с места» = «с мели сорвать меня»).

Примечательно, что за концовкой «Паруса»: «Они возьмут меня на буксир», — сразу же, без пробела и со строчной буквы, следует строка из песни «Я несла свою беду…»: «он беде моей помог» (АР-13-18). И хотя в рассказе герой выступает в мужском образе, а в песне — в женском, однако в обоих случаях он уповает на помощь извне. Причем героиня, подобно парусу, тоже оказалась в воде: «А река меня несла. <…> По весеннему ледку / провалилася. <…> Поскользнулася на льду <…> Камнем под воду ушла» (АР-13-18, 20), — и говорит о своей разорванной душе: «Подломился лед, душа оборвалася» = «Ветер дует в мою бога душу, рвет и треплет».

А противостояние лирического героя и ветра, имевшее место в «Балладе о брошенном корабле», вскоре перейдет в «Песню солдата на часах» (1974): «Я под ними стою / От утра до утра. / Гвозди в душу