«Рядовом Борисове» во многом напоминает и его диалог с начальником лагеря в стихотворении «Вот я вошел и дверь прикрыл…» (1970): «“Дождь хлестал, потом устал, потом уже стемнело”, - / Я ему толково объяснил» (АР-2-144) = «И так толково объяснил, / Зачем приехал в лагерь!..» /2; 284/ (в том же году этот оборот будет употреблен в «Прыгуне в высоту»: «Объяснил толково я: “Главное…”»). И хотя следователь и начальник лагеря не верят герою: «Попадете вы под трибунал!» = «Да вы ведь знать не знаете, / За что вас осудили!», — тот продолжает стоять на своем: «Снова я упрямо повторял» = «Внушаю бедолаге я / Настойчиво, с трудом».

Различие, однако, состоит в том, что в первом случае герой оправдывается за совершенное им преступление, а во втором — занимает наступательную позицию и в итоге добивается своего: «Я стервенею, в роль вхожу, / А он, гляжу, сдается».

При анализе песни «Рядовой Борисов!..» может показаться странным, что герой, с одной стороны, является солдатом (часовым[726] [727] [728]), а с другой — он говорит: «В шахте мы повздорили чуток».

Ключ к разгадке находим на фонограмме исполнения у Леонида Мончинского (Иркутск, 17.(06.1976), где встречается обрывок фразы: «Помню, до призыва…». Получается, что до того, как героя призвали в армию (а произошло это «год назад», как сказано в основной редакции песни), он уже имел разговор со своей нынешней жертвой: «Год назад — а я обид не забываю скоро — / В шахте мы повздорили чуток. / Правда, по душам не получилось разговора — / Нам мешал отбойный молоток».

Теперь попытаемся восстановить истинную картину событий. Герой, представший за убийство перед следователем, пытается изобразить дело так, будто он действовал «по уставу». Однако на самом деле он не кричал «Кто идет?», не стрелял в воздух, а выдумал это для того, чтобы оправдать убийство своего врага и чтобы его самого не расстреляли. И в этом выдуманном объяснении названы действия его противника, которые тот действительно совершил, но только за год до этого, «в шахте»: «он стал шутить», «закричал: “Кончай дурить!”», то есть герой умышленно совмещает два события, чтобы его объяснение выглядело правдоподобно.

Известно исполнение Высоцким этой песни, где в рассказ героя про случай на шахте как будто случайно добавляются несколько слов: «И вот тогда на крик души “Оставь ее!” — он стал шутить»^6. Таким образом, герой признает, что его противник «стал шутить» именно год назад, в шахте, а его рассказ про повторную встречу («На первый окрик “Кто идет?” — он стал шутить») — на самом деле выдумка.

Повторяя свое объяснение в третий раз, рядовой Борисов вспоминает об этом так: «Снова я упрямо повторял», — из чего следует, что он не хотел рассказывать об истинном положении дел, но под угрозой расстрела все же решился на это: «Год назад — а я обид не забываю скоро…».

Интересно также, что в черновиках встреча на посту и встреча в шахте описываются одинаково: «Но мы с ним говорили в темноте, / И нам мешал отбойный молоток» /2; 462/ = «Дождь хлестал, потом устал, потом уже стемнело, / Только я его предупредил». А вскоре Высоцкий напишет песню «В темноте» (1969), где будет говориться о подобных встречах: «Там ненужные встречи случаются»^7, - так же как и в «Я склонен думать, гражданин судья…»: «Конечно, лучше б / Нам не встречаться». Об этих же встречах шла речь в песне «Я не люблю» (1968): «Я не люблю, когда стреляют в спину, / Но если надо — выстрелю в упор» /2; 442/. Именно так герой поступил и в песне «Рядовой Борисов!..»: «Чинарик выплюнул и выстрелил в упор».

Обратим еще внимание на такую деталь. В строке «В шахте мы повздорили чуток» речь идет не только и не столько о разговоре, сколько о физической расправе, как, например, в «Песне Гогера-Могера» (1973): «Недавно мы с одним до ветра вышли / И чуть потолковали у стены, — / Так у него был полный рот кровищи / И интегралов полные штаны»; в «Песне про правого инсайда»: «Ничего! После матча его подожду — / И тогда побеседуем с ним без судьи мы»; или в наброске 1976 года: «И вот когда мы к несогласию пришли, / То я его не без ножа зарезал» /5; 621/ (кстати, в «Рядовом Борисове» герой тоже «не без ножа зарезал» своего противника: «Правда, по душам не получилось разговора <.. > Чинарик выплюнул, нож бросил и ушел»).

Вообще лирический герой предпочитает беседовать (как в прямом, так и в переносном смысле) со своими оппонентами исключительно наедине: «Вдвоем мы потолкуем и решим» («Я в деле», 1961), «Ведь мы вдвоем и не под кумачом, / Мы ж с глазу на глаз…» («Аэрофлот», 1978; АР-7-118), «Доктор, мы здесь с глазу на глаз, / Отвечай же мне, будь скор…» («Диагноз», 1976), «С глазу на глаз, голова к голове. <…> Пусть он ответит мне лицо в лицо» («Жертва телевиденья», 1972; АР-110), «Пусть он ответит, старый хрыч, / Чем он крапил колоду» («Дворянская песня», 1968; АР-11-98), «Хотел просить наедине, мне на людях неловко» (там же; АР-11-100).

Внешне конфликт в песне «Рядовой Борисов!..» возникает из-за женщины, как и во многих ранних песен, например: «Тот, кто раньше с нею был» или «Счетчик щелкает», где герой еще только надеялся на повторную встречу с врагом: «Того, кто раньше с нею был, / Я повстречаю», «В конце пути придется рассчитаться».

Причем и в этих песнях, и в «Рядовом Борисове…» противник героя издевался над ним, над его чувствами: «На крик души “Оставь ее!” он стал шутить», «А он — ко мне, и всё — о ней… / А ну, ни слова, гад, гляди — ни слова!», «И тот, кто раньше с нею был, — / Он мне грубил, он мне грозил». А сам герой не любит, когда над ним «шутят»: «Только зря он шутит с нашим братом» («Честь шахматной короны», 1972), «И хоть я шуток не люблю, но я могу взбеситься» («Дворянская песня», 1968), «Но к этим шуткам отношусь очень отрицательно» («Про джинна», 1967), «Но сосед, который слева, / Всё смеялся, всё шутил» («Песня о госпитале», 1964), «Твердил он нам: “Моя она!” / Да ты смеешься, друг, да ты, смеешься» («Счетчик щелкает», 1964).

Кроме того, между «Я склонен думать…» и «Тем, кто раньше с нею был» наблюдается буквальная перекличка