Некоторые мотивы из «Баллады о брошенном корабле» и «Погони» получат развитие в наброске «Ох, да помогите, помогите, помогите / все долги мне заплатить…» (1976): «Мои пасынки кучей / Бросали меня» = «Все мои товарищи пропали, разбежались»[749] [750] /5; 625/; «От погони той / Даже хмель иссяк» = «Ох, как мы полетели, да как окна запотели, — / даже хмель с меня слетел» /5; 625/ (сравним еще в песне «О фатальных датах и цифрах»: «С меня при цифре 37 в момент слетает хмель»).

А в 1977 году Высоцкий напишет «Побег на рывок», который содержит целый ряд параллелей с «Балладой о брошенном корабле»: «Задыхаюсь, гнию» = «Я, задыхаясь, думал: “Добегу ли?”» (АР-4-14) (заметим, что еще в «Песне про конькобежца на короткие дистанции» герой сетовал: «Подвела меня — ведь я предупреждал! — / дыхалка!»); «Меня ветры добьют» = «Лихо бьет трехлинейка»; «Я уверовал в это, как загнанный зверь'» = «Вот и сказке конец: / Зверь бежал на ловца. / Снес, как срезал, ловец / Беглецу пол-лица»; «Гвозди в душу мою / Забивают ветра» = «Целый взвод до зари / На мне гвозди ковал» (АР-4-14), «Целый взвод до зари / С мене дурь выбивал» (АР-4-10); «Так любуйтесь на язвы и раны мои!» = «Пошел лизать я раны в лизоля-тор»; «И гулякой шальным всё швыряют вверх дном / Эти ветры — незваные гости» = «Про тревожный звонок, / Про нежданных гостей» /5; 504/.

И еще одна песня 1977 года, которую следует сопоставить с балладой, — это «Райские яблоки»: «А бока мои грязны — таи не таи» = «В грязь ударю лицом»; «Задыхаюсь, гнию…» = «Я подох на задах…»; «Мои мачты — как дряблые руки, / Паруса — словно руки старухи»529 = «…на руках на старушечьих дряблых»; «Гвозди в душу мою / Забивают ветра» = «И Распятый над кругом висел»; «Меня ветры добьют!» = «И убит я без промаха в лоб».

***

Теперь обратимся к группе из четырех песен, объединенных сходными сюжетными линиями. Рассмотрим их попарно и сопоставим между собой.

Первая пара — это «Случай» и «Прошла пора вступлений и прелюдий…» (обе — 1971), где лирический герой поет для «большого человека»: в первой (действие происходит в ресторане) — для директора ателье, а во второй — для «ответственного товарища». И в обеих песнях отчетливо прослеживается авторская самоирония.

Если в «Случае» герою дали выпить перед тем, как он начал петь: «Я ахнул залпом и разбил бокал. / Мгновенно мне гитару дали в руки», — то в песне «Прошла пора…» — обратная ситуация: «Я не хлебнул для храбрости винца / И, подавляя частую икоту, / С порога — от начала до конца — / Я проорал ту самую “Охоту”». Здесь он не выпил и поэтому не справился с волнением, и только после того, как он спел, «большой человек», «об стакан бутылкою звеня <….> выпалил: “Да это ж — про меня! / Про нас про всех — какие, к черту, волки!”», — как уже было в «Случае»: «И, обнимая женщину в колье / И сделав вид, что хочет в песни вжиться, / Задумался директор ателье / О том, что завтра скажет сослуживцам» (совпадает даже стихотворный размер).

Почувствовав опасность этих песен, он понял, что ему придется давать объяснения коллегам по работе. Это же понимает и «ответственный товарищ», поэтому: «Тихонько, чтоб не слышали соседи, / Он взял да и нажал на кнопку “пуск”».

Директор же ателье, чтобы заманить героя к своему столику, а затем и зазвать его домой, выдал себя за «ученого по ракетам», но герой сразу же разгадал обман. А «позже на дому» директор успел «включить магнитофон в портфеле» и предложил «дружить домами»: «…Я ему / Сказал: “Давай! Мой дом — твой дом моделей”», после чего «нарочно разорвал струну / И, утаив, что есть запас в кармане, / Сказал: “Привет! Зайти не премину / В другой раз, — если будет марсианин”».

В обеих песнях поэт понимает, что потерпел моральное поражение от «больших людей»: у него не хватило мужества отказаться от приглашения развлекать их своими песнями. Однако концовка «Случая» подается уже с откровенной горечью: «Я шел домой под утро, как старик <…> Ну что ж, мне поделом и по делам <…> Не надо подходить к чужим столам / И отзываться, если окликают».

Концовка второй песни подается иронически, но к иронии здесь вновь примешана горечь: «…Ну всё, теперь, конечно, что-то будет — / Уже три года в день по пять звонков[751]: / Меня к себе зовут большие люди, / Чтоб я им пел “Охоту на волков”». Вызвано это тем, что «Охота», написанная против «больших людей», пришлась им по душе: они увидели себя не в образе егерей, а в образе затравленных волков…

О том, как возникла идея песни «Прошла пора…», известно из мемуаров Михаила Шемякина: «Рассказывая мне предысторию этой песни, Володя не мог сдержаться и снабжал повествование “крепким словцом”.

Поздно вечером Высоцкого попросили приехать с гитарой к одному немаловажному государственному чину. Правительственный дом, охрана… Дверь открыла миловидная прислуга и провела по длинному коридору, покрытому ковром, в большую, хорошо обставленную комнату, где нашего барда встретило свинообразное существо в добротном заграничном костюме.

А дальше всё было, как в скверном анекдоте. Володя пел, существо пило дорогие коньяки и одобрительно взвизгивало, часто бегало в туалет и, возвращаясь, дружески хлопало Высоцкого по плечу, пыталось совать ему в карман мятые денежные бумажки и несло какую-то высокопарную чушь. “Охоту на волков” Володя пропел трижды. И прежде чем отключиться на кожаном диване, существо блевануло на ковер и, подозвав Высоцкого, просипело в ухо, что песня про отчаянных, преследуемых волков совсем не о волках, а о нем самом и его друзьях: “О нас это, Володя, о нас!”»[752].

Впрочем, большинство чиновников и кагэбэшников прекрасно понимало, о чем на самом деле идет речь в «Охоте на волков». Обратимся к секретному письму министра культуры П.Н. Демичева в ЦК КПСС «О поведении режиссера Любимова Ю.П. в связи с подготовкой спектакля “Владимир Высоцкий” в Театре на Таганке» от 1^.11.1981: «Положение художника в обществе характеризуется так: “Гитару унесли, с нею и свободу”, “Загубили душу мне, отобрали волю, порвали серебряные струны”. <.. > Кульминации этот мотив достигает в песне В. Высоцкого “Охота на волков”,