— Серьезно? Ты еще смеешь кого-то приплетать сюда? Волнуешься за него? Переживаешь? — взрывается Артур. Его ладони сжимаются в кулаки. Чувствую, что он на грани, в бешенстве от моих слов. Мне снова очень страшно. Видимо он счел что я говорю о Якобе.

— Я о родных своих, — кричу ему в лицо.

Никогда не думала, что наш разговор будет таким. Безумным, на грани, разрывающим сердце. Почему-то я представляла себе совсем другое — что проходит много лет. Десять, а то и больше. И мы спокойно разбираем ситуацию, признаем ошибки и прощаем друг друга.

Но даже в самой дикой фантазии Артур не тащил меня в ближайшую гостиницу для секса.

Наивная романтичная дура, сейчас я сама себе противна. Беспомощная, сломленная.

Желание, боль и страх — всё смешалось в моей голове.

Артур внезапно замирает. Вынуждает меня поднять лицо вверх, обхватив рукой мой затылок. Его глаза горят серебристым светом даже в темноте, когда смотрит на меня.

Он выглядит потрясенным. Не верящим в то, что услышал.

— Твои родные? Я навредил твоим родным?

Почему в его голосе удивление? Неужели можно быть настолько циничным?

Отстраняюсь от него резко, чуть не упав, и Артур машинально протягивает руку, чтобы удержать меня. Но отпрянув от него, увернувшись от протянутой руки, убегаю, почти не видя ничего перед собой — такой туман стоит у меня перед глазами.

Как же я ненавидела себя за то, что снова отступила, убежала. У меня хватило смелости бросить Артуру в лицо обвинения в том, что он преследовал не только меня, но и моих родных. Вот только ответ выслушать оказалось слишком больно. Я не хотела реветь перед ним. Выглядеть настолько жалкой, показать, как сильно он разрушил меня — ничего не осталось. Но я хотя бы смогла устоять и не отдаться ему. Возможно, я не права. Но мне казалось, если и это переступлю и стану для него очередной подстилкой… это убьет последнюю каплю света, самое бесценное: бережно хранимые воспоминания о прошлом. О некогда красивой любви. Ведь что бы там ни было, спор, неискренность — я точно знаю, чувства были настоящими. Артур любил меня. Пусть поспорил, пусть не планировал влюбляться. Но это случилось. Я всегда это знала. И все равно позволила обиде и страху взять верх.

Хотя что толку вспоминать былое…

Билеты куплены, я вот-вот уеду. Кто знает, когда вернусь. И вернусь ли.

Но в оставшиеся дни я пыталась сделать все возможное, чтобы показать Артуру, что забыла его. Я устала быть забитой жертвой, о которую вытирают ноги. Пусть лучше считает меня вертихвосткой. Которая строит глазки всем, но только не ему.

Я флиртовала с каждым парнем в университете. Принимала приглашения на свидания. Я улыбалась даже тем, кто был мне неприятен, хохотала даже над несмешными шутками. Шутила в ответ. Провоцировала. Пусть все это выглядело нарочитым, напоказ, глупым. Мне так было легче. Я ловила мрачный взгляд Артура, когда он проходил мимо меня, а я стояла в окружении пятерых парней, которые ловили каждое мое слово. Едкий, обжигающий, горький взгляд… Но терпеть его было куда лучше, чем мертвую пустоту внутри себя. Пока есть силы для бравады, можно притвориться, что пустоты нет… Она вернется потом, в этом нет сомнений. Но пока могу — буду смеяться в лицо своей боли. Пусть Бурмистров запомнит меня такой. Глупой кокеткой. Готовой пойти на свидание с первым встречным. Пусть разочаруется во мне. Пусть продолжает ненавидеть. Только не тоскует. Тоска, увиденная в тот вечер на чердаке в его взгляде, когда он на секунду приоткрыл завесу, чуть не заставила меня завыть от боли. Он никогда не простит меня. Поэтому, я должна ему помочь забыть и выкинуть меня из сердца. Больше некому…

Вот и Марио звонит, как нельзя кстати. Он до сих пор не уехал. Заказал еще несколько фотосессий со мной. Мы очень сблизились, он часто приглашает меня куда-нибудь, в ресторан или на дискотеку. С ним весело и легко. Он обаятелен, не назойлив.

— Привет, cara! Ты сегодня свободна вечером? Мои друзья приезжают из Рима, и я планирую устроить им экскурсию…

У меня осталась всего неделя до отъезда, самое время вещи собирать, но отказать Марио неудобно:

— Да, конечно. Мы устроим твоим друзьям отличную прогулку.

Греция, Эгейское море, два года спустя.

Сегодня очень ветреный день. У меня выходной, но на улицу выйти нет никакого желания. Обычно я езжу в ближайший город, закупаю продукты, или просто гуляю по побережью. Но сейчас даже шум моря, доносящийся в раскрытое окно, не умиротворяет, а только усиливает тревогу, тоску и тяжелые предчувствия. Тишина дома оглушает. Кажется, я одна в целом мире.

Откинувшись на спинку кресла-качалки, размышляю о своей жизни, поступках, о том, куда привела меня моя глупость и неосторожность. Я, конечно, заслужила все что произошло со мной. Но как же трудно это принять. Особенно тяжело мне дается вынужденное одиночество.

Нет, я очень люблю наш маленький домик в Греции. Мне всегда здесь спокойно и уютно. Но не сейчас.

Смотрю в окно на вспененные волны, с шумом обрушивающиеся на каменистый пляж. И погружаюсь в воспоминания. Прислушиваюсь к своему сердцу. Готово ли оно окончательно умереть? Потому что это единственный на данный момент выход.

Как много всего произошло за два года, что я здесь. Первое время было так суматошно, я привыкала жить в одиночестве, в новой стране. Мне даже тосковать поначалу было некогда.

Но все равно я конечно скучала по дому, по тем дням, когда мы все жили одной большой семьей, совместным ужинам, когда папа приходил с работы и мы собирались все вместе за столом. Решали сообща проблемы. Нянчились с Тимошкой. Сплетничали с Лисой обо всем на свете. Настасья Михайловна пекла свои фирменные пироги по воскресеньям, а бабушка ворчала по поводу диеты. Как же не хватало этой теплоты, домашней суеты и смеха!

Мне безумно недоставало любви. Любви, которой все вокруг было пропитано в доме бабушки, который давно стал родным.

Но главная боль — с каждым новым месяцем, проведенным вдали от родины, меня охватывало чувство ужасной потери. Я умирала от желания увидеть Артура. Бесконечно тосковала по нему. Наш разговор на чердаке был последним. И уверил меня в том, что достучаться до Бурмистрова невозможно. Он думает лишь о мести. И о сексе… Попытки наладить с ним отношения принесли бы лишь новые страдания. Он слишком зол. Никогда не простит меня.

Я тоже злилась. На всех. Прежде всего на себя, но и на него конечно. Перед отъездом вела себя так, что стыдно вспоминать. О чем я думала, бросая Артуру вызов? Флиртуя на его глазах с другими? Что он накажет меня? Или заревнует и снова захочет вернуть? Трудно понять. Я действовала на эмоциях. Выла внутри от боли и не знала как ее усмирить. Как же страшно, когда понимаешь, что и примирение невозможно, и жить без человека не можешь.

Возможно ли простить измену? Иногда мне хотелось думать, что простить можно все, если любишь. А я? Смогла бы я простить Артуру нанесенный моей семье вред?