полк…

ГОРБАЧЕВ.

Когда спецсвязь, Барвиха…

ЖИРИНОВСКИЙ.

Стол с харчами!..

ЛЕБЕДЬ.

Орел двуглавый, с кнопкой чемодан…

ЗЮГАНОВ.

Все падает на голову безумца,

Гуляки праздного… О Елкин, Елкин!

ЕЛЬЦИН (входя с куском динамита в руке).

Увидели. А мне хотелось

Вас всех внезапной шуткой угостить.

ЖИРИНОВСКИЙ.

Не надо ваших шуток!

ЕЛЬЦИН.

Почему?

ЖИРИНОВСКИЙ.

Оглохнуть можно.

ЕЛЬЦИН.

Тоже мне Бетховен… (Тушит шнур.)

Вы что, без чувства юмора совсем?

Но все равно! Я давеча услышал

В пресс-службе, как убогий мой толмач

Мои слова пытается народу

Переводить… Ну, это чистый цирк! (Хлопает в ладоши.)

Входит Ястржембский со скрипкой.

ЕЛЬЦИН.

Из Елкина нам что-нибудь. Давай!

Ястржембский играет фальшивое попурри, в котором слышатся темы из гимнов России и СССР — и «Мурка»… Ельцин смеется.

ЗЮГАНОВ

И ты смеяться можешь?

ЕЛЬЦИН.

Ах, Сальери! Ужели сам ты не смеешься?

ЗЮГАНОВ.

Нет. Мне не смешно, когда маляр негодный

Мне пачкает картину Глазунова!

Мне не смешно, когда фигляр презренный

Пародией бесчестит Михалкова!

(Ястржембскому.) Уйди совсем.

ЕЛЬЦИН.

Постой же. Вот тебе.

Пей за мое здоровье… (Вот ведь дожил —

Другие за мое здоровье пьют!) Иди домой.

Ястржембский уходит.

ЗЮГАНОВ.

Что ты еще принес?

ЕЛЬЦИН.

Нет, так… Безделицу. Намедни ночью

Моя бессонница меня томила

И в голову пришли мне две-три мысли…

ЯВЛИНСКИЙ.

Гони их в шею!

ЕЛЬЦИН (стуча по голове).

Музыка, братки,

Такая там играет — нот не хватит,

Чтоб этот вальс собачий передать!

Смесь фуги, понимаешь, с «Варшавянкой»,

Газманов с Мурадели пополам.

То Хренников, то группа «Квин», а на ночь

Кобзон — и все вот в этой голове!

ЗЮГАНОВ.

Ты, Елкин, бог — и сам того не знаешь.

ЕЛЬЦИН.

Я знаю это. Уж чего-чего,

А это знаю крепко!

ЖИРИНОВСКИЙ.

Он бессмертный.

ГОРБАЧЕВ.

Посмотрим.

ЛЕБЕДЬ.

Глазки слипнутся смотреть…

ЗЮГАНОВ.

Да, кстати! Не поужинать ли вместе

С тобою нам, бессмертный Амудей?

ЕЛЬЦИН.

Я на диете…

ЯВЛИНСКИЙ.

Дьявол с ней, с диетой!

ГОРБАЧЕВ.

С тобой хочу поужинать!

ЛЕБЕДЬ.

И я!

ЖИРИНОВСКИЙ

Мы все хотим поужинать с тобою!

ЕЛЬЦИН.

Уговорили, милые. Приду.

ЖИРИНОВСКИЙ

Халява, братцы! Елкин угощает.

Ельцин уходит.

ЗЮГАНОВ.

Я избран, чтоб его остановить.

ЛЕБЕДЬ.

Нет, избран я!

ЯВЛИНСКИЙ.

И я.

ГОРБАЧЕВ.

И я был избран!

ЯВЛИНСКИЙ.

Не то мы все погибли…

ЖИРИНОВСКИЙ.

Ну, не все…

ЗЮГАНОВ.

Вот яд, последний дар моей гэбухи…

С ГКЧП ношу его с собою,

И часто всыпать я его хотел

Товарищам по партии, и часто

Товарищи хотели всыпать мне,

Но никогда ничё не получалось…

Теперь — пора. Заветный дар ГБ,

Переходи сегодня в рюмку водки!

2.

Ресторан. Таблички на столе: «Сальери», «Сальери», «Сальери» — и табличка во главе стола: «Елкин».

ЗЮГАНОВ.

Что ты сегодня пасмурен?

ЕЛЬЦИН.

Я? Нет.

ЗЮГАНОВ.

Я не слепой.

Чем ты, мой друг, расстроен?

Обед хороший, славный коллектив,

А ты молчишь и хмуришься.

ЕЛЬЦИН.

Признаться,

Мой реквием меня тревожит.

ВСЕ.

А?!

ЗЮГАНОВ.

Ты сочиняешь реквием?

ЕЛЬЦИН.

Не то чтоб

Я сам… Но восемь лет кропаю гимн,

А все, однако ж, реквием выходит…

Такой вот музыкальный, блин, момент!

Но то я сам, а тут кошмарный случай…

Не слышали? Играл я на полу

С моим премьером. Знаете, такой

Смышленый…

ЯВЛИНСКИЙ.

Знаем, знаем…

ЕЛЬЦИН.

Вдруг позвали.

Я вышел. Человек какой-то черный

(Шахтер, наверно) громко заказал

Мне реквием — и скрылся.

ЛЕБЕДЬ.

Так спасибо

Скажи, что заказали не тебя,

А реквием!

ЯВЛИНСКИЙ.

И что?

ЕЛЬЦИН.

Назавтра тот же

Пришел и под окном всю ночь шумел

И требовал зарплаты прошлогодней.

Как будто, понимаешь, я кассир!

Потом еще пятнадцать тыщ шахтеров,

Голодные, под окна подошли —

Все черные! — и касками стучали,

И проклинали весь наш Госконцерт!

Вот музыка пошла какая…

ЗЮГАНОВ.

Полно,

Рассей пустую думу! Полозков

Говаривал мне: слушай, брат Андреич,

Как толпы черные к тебе придут.

Откупори шампанское с ОМОНом

Иль перечти «Архипелаг ГУЛАГ».

ЕЛЬЦИН.

Да! Полозков ведь был тебе приятель…

Он часть партийной кассы отчинил —

Тебе, мой друг… Тут есть один мотив,

Довольно интересный прокурору…

Статья иль срок… Да! правда ли, Сальери,

Что наш Кирсан кого-то отравил?