Первый в плаще взболтал содержимое сосуда, присел рядом с Колямбо и подставил горлышко прямо к его рту. Из сосуда пахло чем-то странным, это была явно не дистиллированная вода.

«А вот и зелье для облегчения страданий!»

– Что-о-о эт-т-т-о? – полупромычал полупрошептал Колямбо.

Но вместо ответа человек в плаще снова поднес к губам указательный палец.

Однако пить всякую непонятную дрянь, полученную от незнакомых людей, Колямбо запрещали еще в детстве. Поэтому он решил подняться с саней, взять сосуд в руки и как-то более внятным путем прояснить ситуацию. Он собрал в кулак все свои силы и напрягся, пытаясь привстать. И тут он понял, что связан. Колямбо четко ощутил, что его привязали к саням в районе ступней, каждого из запястий на руках, и кажется в районе пояса. Колямбо сделал еще пару усилий, что не оказалось незамеченным неизвестными в балахонах, но выражение их ртов и подбородков никак не изменилось. Колямбо вопросительно и с опаской поглядел на первого монаха. Дескать, что это значит?

Было ощущение, что оба его провожатых каким-то образом видят сквозь материю своих капюшонов. В ответ на немой вопрос связанного Колямбо, первый только поближе пододвинул горлышко сосуда к его рту. Колямбо будто не заставляли, а лишь настоятельно рекомендовали воспользоваться пахучим зельем. Оба монаха, не шевелясь и не производя ни единого звука, терпеливо ждали, когда он сам откроет рот, и ему вольют туда жидкость. Эта молчаливая сцена продолжалась около минуты. Содержимое сосуда и вправду плохо пахло. Колямбо связали и куда-то везли. Все это не внушало большого доверия к этим двум неизвестным людям. Но что было еще более странно, от них не веяло угрозой. И Колямбо постепенно стал склоняться к идее, что выпить жидкость – далеко не самое плохое решение. Тем более, что похоже эти парни не отстанут, пока он не приложится к их берестяному кубку.

Колямбо без энтузиазма открыл рот и чуть-чуть приподнял голову, чтобы не захлебнуться. Первый в балахоне аккуратно наклонил свою модерновую фляжку, и в рот Колямбо полилась маслянистая жидкость, которая не очень здорово пахла, но на вкус была очень даже ничего. Некая смесь клюквенного, медового и травяного вкусов. Вот, как он определил бы консистенцию этого нового напитка.

В ту же секунду по телу Колямбо разлилась приятная теплота. В голове немного помутилось от столь неожиданного разогрева, но скоро прошло. Оба монаха вернулись на свои исходные позиции. И их общий трехкомпонентный эскорт двинулся дальше в лес.

От принятого напитка Колямбо стало хорошо. Нет, ему было максимально хорошо. Если что-то и могло называться кайфом, то пожалуй именно это состояние. Он никогда не пробовал наркотик, и только догадывался об его действии. Но, видимо, оно было очень схожим с тем, что Колямбо испытывал сейчас. Его не покидало ощущение невероятной легкости и свободы, даже несмотря на то, что он был связан веревками как минимум в трех местах. В голове кружили какие-то дышащие прохладой морские ветры, которые пели ему свои песни о бескрайних просторах водных гладей. Потом из глубин сознания поднимались на поверхность необычайные звуки, которые могли издавать только самые волшебные в мире киты.

Он будто медленно, но верно погружался в океан чего-то неведомого и прекрасного. К нему издалека мчались призывные мелодии древних, давно умерших царств. И, поднятые божественными ветрами, на него опадали какие-то шелковые воздушные материи, которые, бережно коснувшись, соскальзывали вниз, чтобы снова быть подхваченными воздушными потоками.

Колямбо смотрел в небо, его глаза периодически пытались прикрыться под влиянием сладкой неги, на лице царила умиротворенность. Если это был Рай, то он был согласен. Это было лучшее, что ему приходилось ощущать. Его сознание постепенно отключалось, он погружался в бездну удовольствия, обволакиваемый прохладной дружелюбной субстанцией. Она будто разговаривала с Колямбо, приятно шепча на ухо на своем неведомом райском языке. Он проваливался в самый прекрасный на свете сон, и похоже сон становился для него наиболее предпочтительным состоянием в последнее время.

Колямбо очнулся от легкого покачивания. С ним производили какие-то действия. Кажется, его подняли и куда-то несли. Мысли были на удивление свежи и прозрачны. То снотворное, что дал ему первый в балахоне, оказалось прекрасным лекарством. Но куда его несут сейчас?

Они были в очень густом елово-пихтовом лесу. Дневной свет крайне неохотно заглядывал в эту чащу, поэтому вокруг властвовал успокаивающий полумрак. Его сняли с саней и несли на некоем подобии носилок. Судя по всему, это были те же самые двое монахов. Внезапно они, как будто воспользовавшись невидимым лифтом, плавно ушли под землю. Картинка из мохнатых лап хвойных деревьев и лежащего на них и на земле снега сменилась на картинку странного подземелья. Обстановка напоминала глубокий окоп под навесом, то ли большого количества палок и веток, то ли настоящей земли. Его носильщики двигались по очень узкому коридору, несколько согнувшись, чтобы не задевать капюшонами невзрачный на вид потолок, с которого свисали мелкие прогнившие прутики, иногда с пожухшими листочками. Запах морозной лесной свежести тут же сменился на запах сырости. Однозначно, они были под землей.

Колямбо опять попытался пошевелиться, но ощутил, что связан все в тех же трех местах. Поэтому оставалось путешествовать на носилках дальше и надеяться, что черные монахи не несут его на заклание.

Впереди в коридоре послышался деревянный скрип. Они вошли в разбухшую громоздкую дверь, снаружи казавшуюся простым тупиком этого оригинального окопа. И очутились в гораздо более просторном помещении, выложенном из смеси земли и крупных камней. На входе стоял еще один человек в черном балахоне. Его лица также не было видно, но сам по себе монах был полноват.

«Да, их тут куча! Прямо орден целый! Орден Уральских подземных монахов! Надеюсь, меня они приняли за божество?! Хотя, вряд ли. Слишком странно они обращаются с божеством. Связывают, запрещают разговаривать. Несут в неизвестном направлении!»

То помещение, в котором они сейчас находились, было некоей узловой развязкой. Колямбо заметил три каменных двери. Не задерживаясь на месте, его понесли в самую правую. Полноватый монах быстро подсуетился и, изрядно поднатужившись, таки открыл проход для процессии. В лицо пахнуло смрадным потоком затхлого воздуха. Они двинулись по новому коридору. Этот коридор был еще более узким, чем предыдущий, очень часто вилял, делая невообразимые петли вокруг выпирающих из стен каменных глыб. Колямбо уже понял, что все это сооружение использует естественный ландшафт для маскировки, а поэтому многие природные препятствия устроителям этого монумента приходилось обходить, дабы не пострадала общая задумка. Шли они не быстро, часто