Впрочем, исследования по экономической истории Революции за последние полвека заставляют взглянуть на эту идиллическую картину совсем иначе. Несмотря на перераспределение земельной собственности, в списках крупнейших плательщиков поземельного налога в 1803 году почти во всех департаментах первая дюжина состояла преимущественно из старой земельной аристократии. Значит ли это, что дворянство сохранило свои земли? В значительной степени. Эмиграция дворянства, вопреки стереотипам, была относительно невелика (по разным подсчетам, от 5 % до 20 %), а в большинстве своем второе сословие смогло адаптироваться к Революции и не только сохранить значительную часть своих земельных владений, но и преумножить их. Особенно в тех случаях, когда дворяне шли на службу Республике, как это сделал, к примеру, Поль Баррас.

В то же время основная масса крестьянства по-прежнему испытывала большую нехватку земли. Увеличение доходов крестьян и их земельной собственности (в том числе и мелкой) задерживало отток населения в города, и тем самым препятствовало развитию рынка свободной рабочей силы. Вложенные в землю деньги не шли в промышленность, задерживали аграрную революцию. Общая численность сельского населения не только не уменьшалась, но, напротив, росла, причем значительная часть крестьян не могла вырваться из бедности: в середине XIX века 37 % крестьянских дворов были по этой причине освобождены от уплаты налогов. Сравнение урожайности основных зерновых культур в 1781–1790 годах с 1815–1824 годами показывает, что она снизилась примерно на 28 % для пшеницы, на 24 % для ячменя, на 15 % для ржи.

Еще более печально обстояли дела в промышленности и торговле. Казалось бы, уничтожены цехи и таможни, отменены многие сдерживавшие рост производства регламентации времен Старого порядка, провозглашена свобода предпринимательства, формально создан национальный рынок. Отчего же это не привело к экономическому росту?

Опыт Революции показал, что, хотя институциональные и юридические препоны, безусловно, мешают развитию промышленности и торговли, сама по себе их отмена значит не так много, как нередко думают. Национальный рынок действительно сложился, но только во второй половине XIX века, в частности с развитием железных дорог. Революция способствовала обогащению многих людей: «скупщиков» и «спекулянтов», армейских поставщиков, политиков и генералов. Однако среди них было мало предпринимателей и еще меньше предпринимателей капиталистических. В хлопковой промышленности (а это был один из самых динамично развивавшихся секторов) на 1806 год среди 148 владельцев предприятий всего 20 % выдвинулись в ходе Революции, а 80 % и до нее были банкирами, промышленниками или торговцами.

Напротив, люди богатые и предприимчивые пострадали от Французской революции едва ли не в наибольшей степени – и от крестьянских и городских волнений, и от принудительных займов и реквизиций. Особенно тяжело им приходилось в годы правления монтаньяров. В речах Робеспьера богачи постоянно именовались «эгоистами» и упоминались в ряду врагов Революции и Республики. «Тирания богатых» противопоставлялась «порабощению бедных». Именно богатые, с его точки зрения, несли ответственность за страдания простых людей. В декабре 1792 года он говорил: «Священная собственность, собственность народа, принесена в жертву интересам преступной торговли, а жизнь людей – роскоши богачей».

За годы Революции промышленное производство сократилось на 40 % (в ряде отраслей – до 50 %), пик падения пришелся на 1795 год. Французская промышленность оказалась в значительной степени отрезана от внешних рынков. Политические изменения вкупе с эмиграцией дворянства привели к падению производства предметов роскоши. Инфляция и максимум цен существенно затрудняли обмен товарами и капиталами. Хотя государственный долг к концу Наполеоновских войн был намного меньше, чем в 1789 году, французы на долгие годы привыкли не доверять бумажным деньгам, банкам и инструментам кредита.

Начатая в 1792 году война нанесла непоправимый ущерб морской торговле, на которой в течение XVIII века в значительной степени основывался рост французской экономики. С 1789 по 1812 год количество судов дальнего плавания сократилось в десять раз. Многие порты пришли в запустение, наиболее крупные – Бордо, Нант, Марсель – сильно пострадали из-за отчаянных попыток сопротивления диктатуре монтаньяров и последующих репрессий. Особенно показателен здесь пример Бордо, население которого за 20 лет сократилось практически вдвое. Начавшееся в 1791 году восстание рабов в Сан-Доминго стоило Франции той значительной части ее внешней торговли, которая была основана на импорте и реэкспорте сахара и кофе. В результате если в 1789 году объемы французской и английской внешней торговли были практически равными, то выйти на дореволюционный уровень французы смогли только к 1825 году, а вновь сравняться с англичанами им удалось только к 1980-м годам.

Капитализм, несомненно, продолжал развиваться и после Революции, как, впрочем, он развивался и до нее. Однако современные исследования заставляют подозревать, что усиление капиталистических тенденций во французской экономике XIX века происходило не благодаря, а вопреки событиям 1789–1799 годов.

Не менее противоречиво и наследие Французской революции в области науки и культуры.

Развитие культуры в этот период тесно связано с теми процессами, которые происходили в интеллектуальной жизни Франции на протяжении всего XVIII века. Расцвет философии, истории, литературы, политической экономии в век Просвещения, многочисленные труды французских математиков, физиков, химиков, астрономов привели к тому, что имена ученых и философов, активно работавших в годы Французской революции, и поныне известны всему миру.

«Последним просветителем» нередко называют маркиза Мари-Жана-Антуана-Николя де Кондорсе – философа и математика, непременного секретаря Академии наук, члена Французской академии, тесно общавшегося с Тюрго и Вольтером, прославившегося своими работами по теории вероятностей и механике движения комет. Не ограничиваясь чистой наукой, он активно включился в идейную борьбу, выступал против рабства и в защиту протестантов. Самый известный его философский труд – «Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума» – был создан в то время, когда Кондорсе скрывался от властей при диктатуре монтаньяров. Его отличала безграничная вера в прогресс и неотвратимое торжество человеческого разума, который, благодаря просвещению, положит на всех континентах конец многовековому рабству человечества. Развитием разума Кондорсе объяснял и поступательное движение истории.

В естественных науках блистал Жозеф Луи Лагранж, автор многочисленных работ по различным разделам математики. Оставив должность президента Берлинской академии наук, он в 1787 году переехал во Францию, где также был избран членом Академии наук. В годы Революции он создал два своих капитальных труда – «Теория аналитических функций» (1797) и «О решении численных уравнений» (1798), оказавших значительное влияние на развитие математики в XIX веке. Лагранж высоко оценивал другого выдающегося математика, Гаспара Монжа – также члена Академии наук, создателя начертательной геометрии, занимавшегося, в частности, исследованиями в области механики твердого тела, металлургии и воздухоплавания. В 1795 году вышел его труд «Приложение анализа к геометрии», а в 1799 году – ранее засекреченная из-за необходимости сохранения военной тайны «Начертательная геометрия», принесшая ему всемирную славу.