«Нормальный отрыв от земли должен быть на скорости двести восемьдесят, а мы попробуем оторвать «медведя» чуть раньше», — успел подумать Артамохин.

В это время командир огневых установок закричал: «Командир, они сошли с ума! Стреляют!»

Позже он рассказывал, что перед самым отрывом к полосе выскочили машины с людьми в форме и блеснули огоньки выстрелов. Оказалось, это казахский ОМОН получил приказ предотвратить несанкционированный взлет.

— Двести двадцать! Двести шестьдесят! Двести семьдесят! Подъем переднего колеса…. Отрыв…

Самолет нехотя вздыбился, и через мгновение вибрация прекратилась. «Медведи» уходили в небо. И уже ничто и никто не мог остановить их. На высоте сто метров они перестроились и след в след пошли домой — в Россию.

А на земле милиционеры разматывали колючку по полосе для предотвращения взлета оставшихся стареньких Ту-95К.

На этом можно было бы поставить точку. Но всякая история имеет свой довесок, который может превратить трагедию в фарс и наоборот, фарс — в трагедию.

Накануне на аэродром Чаган сел самолет Ан-24, летающая лаборатория. Экипаж этого корабля должен был провести проверку радиосредств аэродрома и уйти домой, в Иркутск. Командир, капитан Шеремет приказал экипажу хорошенько отдохнуть и подготовить лабораторию к работе. Конечно же, они ничего не знали о баталиях, развернувшихся вокруг «медведей».

Приехав на аэродром, они с удивлением увидели, что все оцеплено милицией, а на ВПП лежат колючки.

— Ну и дела, ети его бабушку, — сказал Шеремет и сдвинул шапку на затылок. — А ну, за мной, ребята. — И он повел экипаж к одному ему известной дыре в ограждении аэродрома у дальней стоянки, где и стоял их самолет.

Потом они ползли по заснеженному аэродрому, проваливаясь в проталины, и когда подползли к самолету, то были похожи на мокрых и злых чертей. Казахские милиционеры не сразу заметили запуск двигателей, а когда заметили, то попытались перегородить взлетную пололсу машинами.

— Ха! — сказал Шеремет. — Они еще не знают, как мы летать умеем. — И взлетел прямо с рулежки.

История со стрельбой повторилась. А Шеремет, круто заложив вираж с набором высоты, слишком круто для транспортника, запел: «….Но было поздно, забор уплыл, качаясь на волнах….»

Вот и вся история. А самолеты, доставшиеся суверенному Казахстану, были пущены под нож и стали просто металлоломом.

Полковник Артамохин Валерий Михайлович в 1998 году был уволен из армии по выслуге лет и по возрасту. А в 2005 году на торжествах по случаю 90‑летия Дальней авиации услышал он в праздничном докладе командующего благодарность тем, кто сберег самолеты для России.

Авиабаза Энгельс

Стратегическая авиация началась для меня знакомством с бывшим капитаном Дальней авиации Константином Татаринцевым, которое произошло у железных ворот штаба Дальней авиации.

Я приехал туда ранним утром, чтобы слетать на военно-воздушную базу в Энгельс. У ворот уже толпилась группа журналистов, получивших задание рассказать о полетах современных отечественных ракетоносцев. В последние годы полеты стали так редки.

Наконец-то к воротам подкатило реликтовое чудо отечественного автомобилестроения шестидесятых годов. Поняв, что это за нами, мы со своими дорожными сумками по ступенькам поднялись в автобус и расселись на холодные сиденья. И вновь пришлось ждать команду на выдвижение из города. Наконец-то появились сопровождающие нас офицеры, но и они не торопились давать команду на отъезд. Но вот в автобус поднялся крупный, с широким лицом и густой бородой, молодой мужчина. Мне почему-то показалось, что он, скорее всего, похож не на журналиста, а на священника. И не ошибся, нашим попутчиком оказался настоятель Московской патриархии Константин Татаринцев. Как выяснилось, бывший капитан курировал Военно-воздушные силы России. Следом за собой он втащил в автобус темный на колесиках чемодан. Присев на сиденье, батюшка перекрестился, и автобус тронулся в путь по холодным, обледенелым улицам Москвы в сторону аэродрома Чкаловский. По тому, как молоденький солдат-водитель вел автобус, нам стало ясно, что он еще и слабо ориентируется в дорожной обстановке. А она была непростой, в городе ночью выпал первый снег, и машину то и дело заносило в сторону. Казалось, что она, как и ее хозяин, не может отойти от сна. При выезде из Москвы на перекрестке автобус с грохотом боднул стоящую впереди темно-синюю «семерку». Все выскочили из машины, начали обсуждать происшествие. Ехавший с нами за старшего худолицый полковник начал выговаривать водителю, что теперь ему отпуска не видать, как своих ушей. В свое оправдание паренек обреченно забормотал, что не спал всю ночь. Оказалось, что накануне его отрядили на похороны, и он прибыл в гараж далеко за полночь. Пока сдал машину, пока добрался до казармы, наступило утро. А тут новая команда: везти журналистов на Чкаловский аэродром. И без гибэбэдэшника было ясно, что в столкновении с «семеркой» виноват наш водитель.

— Повезло, мог и убить, — пробормотал сидевший рядом журналист.

Водитель «семерки» оценил свои потери в четыре тысячи руб-лей. Полковник пошел узнавать в ближайшую автомастерскую стоимость работ по восстановлению фары и бампера. Журналисты начали волноваться, что самолет, конечно, ждать не будет и улетит без них.

В это время отец Константин, переговорив с кем-то по мобильному телефону, достал из своего бумажника четыре тысячи рублей, протянул их владельцу «семерки». Подумав немного, он для гарантии вручил ему еще свою визитку.

— Если не хватит на ремонт, то позвони, — сказал он. — Я оплачу. Да хранит вас Бог.

И с этими словами мы поехали дальше. И уже без происшествий добрались до аэродрома. Вот так, уже ближе и как бы в деле мы познакомились с отцом Константином, которого, оказывается, хорошо знали в ВВС России.

Оказалось, что в свое время он закончил физико-математический факультет МГУ, затем был призван в армию и участвовал в разработке тренажеров для обучения летного состава Военно-воздушных сил. Затем сменил род своих занятий, стал священником. Уже в этом качестве он как-то однажды пригласил своих знакомых священников в тренажерный центр, сел в кресло и показал им полеты на КТС-15. Те поглядели на пилотскую кабину, на приборы, посидели в креслах и сказали, что