трудясь внутри хозяйства, не получали за это денег. Даже несмотря на то, что некоторые пытались оправдать такое странное положение дел биологией, в реальности ничто в природе мужчин не запрещает им заботиться о детях и уж тем более заниматься работой по дому.

Наша биология более гибкая, чем многие думают. Той же гибкостью отличаются и наши собратья-гоминиды. Это может показаться странным, учитывая, насколько сильно укоренилось представление о животных как о механизмах, запрограммированных определенным образом. Поведение животных часто по-прежнему объясняют инстинктами, в то время как человеческое поведение воспринимают как продукт культуры. Эта дихотомия устарела, учитывая все, что мы узнали о познавательной способности и поведении животных за последние десятки лет. Особенно странно слышать такое о животных, которые кормят детенышей в течение как минимум четырех лет и у которых на достижение зрелости уходит почти столько же времени, сколько и у людей.

Ни один вид животных не станет затягивать с размножением, если только этого не требует выживание. Единственной веской причиной медленного взросления человекообразных обезьян может быть то, что их потомство нуждается в многолетних наставлениях и обучении, чтобы вырасти и стать подготовленными ко взрослой жизни особями. Именно этим объясняется продолжительное взросление у людей, и то же верно для других медленно развивающихся биологических видов. Их общество сложно устроено, и им требуется много знаний и навыков, чтобы преуспеть в жизни. Таким образом, нет никакой причины считать человекообразных обезьян в большей или меньшей мере интуитивно ориентированными, чем мы.

Человекообразные обезьяны тоже продукты своего окружения. Они копируют, имитируют и принимают к сведению привычки, которые наблюдают у других. Моя группа провела много исследований по вопросам их обучения друг у друга, и все, что я могу сказать, — это что глагол «обезьянничать» (а также его эквиваленты в других языках) наиболее удачен. У человекообразных обезьян есть талант к наблюдению и обучению. Словно дети, молодые обезьяны ищут для подражания взрослых моделей того же пола, с которым они себя идентифицируют. Самки копируют своих матерей, а самцы подражают самцам более высокого ранга. В результате представители обоих полов учатся типичному поведению, в том числе и у более пожилых членов стаи[477].

Это означает, что у человекообразных обезьян тоже есть гендер.

Западная религия и философия традиционно определяла нас как исключение из природного порядка, а не как его часть. Поскольку мы предпочитаем ставить себя выше зверей и ближе к ангелам, мы почти ненавидим собственные тела. Они слишком явно напоминают нам о нашем низком происхождении и ежедневно беспокоят нас неудержимым возбуждением, потребностями, болезнями и чувствами. Как мог такой прекрасный человеческий дух оказался запертым в таком недостойном сосуде? С каким сожалением говорится в Евангелии от Фомы: «Но я, я изумляюсь тому, что такое большое богатство положено в такую бедность»[478].

Разум благочестив, а тело — нет. Такой дуализм по сути своей маскулинен, так как имеет отношение не столько к человеческому разуму, сколько к мужскому. Именно мужчины пытаются убедить себя, будто их интеллект рассекает высоту, поднявшись над биологией. Такую позицию проще поддерживать, когда твое тело не проходит через гормональные циклы. Более того, у женщин идет кровь, что мужчины традиционно изображали как нечто отвратительное и «нечистое». На протяжении многих эпох мужчины старались отдалиться от плоти (слабой), эмоций (иррациональных), женщин (инфантильных) и животных (неразумных).

Учитывая, что мужчины настолько же крепко связаны со своими телами, как женщины и животные, эти различия абсолютно иллюзорны. Они — плод мужского воображения. Разум, мозг и тело едины. Не существует нематериального разума. «Нет разума без тела», — писал португальско-американский нейробиолог Антонио Дамасио. «Разум так сильно сформирован телом и призван служить ему, что тело может иметь только один разум»[479].

Самое загадочное, что современный феминизм поддерживает все тот же старый добрый дуализм, в той же манере отрицая телесное. Согласно этим взглядам, человеческий ребенок рождается без гендера, с гендерно-нейтральным мозгом и ожидает инструкций от своей окружающей среды. Мы то, чем хотим быть, или, по крайней мере, то, чем общество хотело бы нас видеть, без какого-либо вклада со стороны сосуда, в котором находимся. Сосуд ходит, разговаривает, ест, опорожняется, размножается и решает другие будничные задачи, требующиеся для выживания, но гендер зависит только от разума.

Дуализм разума и тела — это вечный философский вопрос, о котором написано куда больше, чем я мог бы прочитать. Мой главный интерес здесь всегда заключался в применении этой теории к животным и в оскорбительном картезианском утверждении, что у них нет души, но позвольте мне бегло (и, без сомнения, поверхностно) упомянуть дуализм применительно к гендеру. Эта идея восходит как минимум к Платону и, скорее всего, к еще более древним временам. В то время как «Государство» этого греческого философа знаменито провозглашением равенства мужчин и женщин, платоновские «Диалоги» полны шовинистических замечаний. Тело воспринимается как раздражающее препятствие на пути. Платон сравнивает его со склепом или тюрьмой, и те, кто обращает на него слишком много внимания, оказывают медвежью услугу своей душе. Женщины иллюстрируют такой дисбаланс, поскольку слишком близки со своими телами и подвержены эмоциям, вызванным телесными причинами. Так как женщина позволяет своему телу подвергать опасности ее душу, ей не хватает способности к истинной мудрости. Платон наставляет мужчин, чтобы они избегали вести «женскую» жизнь[480].

Такое же презрение к телу объясняет, почему средневековые отшельники — по большей части мужского пола — стремились отвергать его. Они уходили в пустыню или ближайшую пещеру, чтобы оградить себя от плотских соблазнов — чтобы мучиться видениями роскошных яств и сладострастных женщин. По этой же причине богачи — тоже почти исключительно мужского пола — выстраиваются в очередь, чтобы подвергнуть свой мозг криогенной заморозке после смерти. Они настолько уверены, что их разум способен обходиться без тела, что платят огромные деньги ради цифрового бессмертия, которого они достигнут, когда все, что на данный момент находится у них в голове, будет «загружено» в компьютер[481].

Идея о приоритете разума над телом никогда не пользовалась популярностью у женщин, пока после Второй мировой войны не началась вторая волна феминизма. Если наши тела — источник порока, то (как, по-видимому, решили эти женщины) давайте объявим их несущественными и во всем, кроме половых органов, идентичными мужским. Эта тенденция игнорировать тело и делать упор на разум переживала взлеты и падения в разные времена, и, хотя единства по этому вопросу феминистки до сих пор не достигли, тенденция по-прежнему прослеживается и сегодня.

В своей пророческой работе «Женщина как тело» (Woman as