Что ж, если филиппинское правительство не способно проводить политику поддержки «молодой промышленности» и внедрить экспортную дисциплину, есть определенный смысл в том, что оно не занимается раздуванием финансов. Филиппины претерпели всё, о чем неоклассические экономисты в 1950-х и 1960-х гг. предостерегали Южную Корею из-за агрессивного подхода Пак Чон Хи к финансовым вопросам. Тем не менее никакой катастрофы там не случилось, потому что Пак тратил деньги на обеспечение технологического прогресса. На Филиппинах же просто творилось финансовое безумие без системы и метода.

Есть пророческая фотография, которая появилась в филиппинских газетах в конце 1978 г., на ней Фердинанд Маркос запечатлен уже под самый занавес своего режима. Ферди, его супруга Имельда, министр финансов Вирата и управляющий Центробанком Ликарос стоят со свечами в помещении государственного монетного двора в Кесон-Сити, глядя на то, как здание освящается служителем церкви. На переднем плане прекрасно видимая на страницах газет, но, очевидно, совсем не замечаемая присутствующими, красуется табличка с надписью: «Просьба руками не трогать!»

Если урок, полученный Филиппинами, учит тому, что успех в развитии обеспечивает не только мобилизация денег, то Малайзии и Таиланду пришлось усвоить более жесткую версию урока, преподанного Тайваню. Оказывается, финансовое благоразумие менее важно, чем целенаправленное совершенствование технологий.

Малайзия была самым осмотрительным государством в Юго-Восточной Азии. Отчасти это результат ее тесных исторических взаимоотношений с Сингапуром (включая неудавшийся союз с 1963 по 1965 гг.), офшорным финансовым центром. Офшорные центры по самой их природе проводят консервативную денежную и банковскую политику, поскольку именно своей надежностью (и секретностью) они и привлекают к себе финансы. Малайзия росла в этой консервативной традиции и даже не переходила на собственную валюту до 1967 г., а потом, вплоть до 1973 г., установила привязку своей денежной единицы к сингапурскому доллару. Центральный банк Малайзии (Bank Negara Malaysia) не был подлинно независимым от правительства, но взращивался в традиции ортодоксальной денежно-кредитной политики и тщательного надзора за другими банками. С 1962 по 1980 гг., как до, так и после валютного размежевания с Сингапуром, это учреждение бессменно возглавлял один и тот же управляющий по имени Тун Исмаил Мохамед Али.

Как и на Тайване, правительство располагало всеми возможными инструментами контроля над финансовой системой, которых при правильном применении было бы совершенно достаточно, чтобы проводить политику эффективного развития. Помимо двух больших контролируемых государством банков, правительство управляло центральным пенсионным фондом, действовавшим по принудительной схеме, и другими добровольными сберегательными схемами – их можно было использовать в качестве прямых сбережений на цели развития. Согласно исследованию, контролируемая правительством доля среди всех финансовых активов достигала 64 % в 1980-м, за год до прихода к власти Махатхира Мохамада{451}. Но ни один из малайзийских лидеров, включая и самого Махатхира, не использовал эти деньги для поддержки индустриализации на основе экспорта.

Центральный банк Малайзии обладал более чем достаточным бюрократическим потенциалом, чтобы укрепить экспортную дисциплину через политику льготного кредитования. Но в отсутствие политических установок он только символически производил переучет векселей по экспортным займам коммерческих банков. Главная деятельность, которая отводилась Центральному банку и которая была востребована сменявшими друг друга правительствами, заключалась в проведении политики равных возможностей, когда он требовал от подчиненных банков соблюдать минимальные квоты по займам для заемщиков из бумипутра{452}. Когда дело дошло до спонсирования крупных индустриальных проектов, Махатхир отказался от услуг Центрального банка. Вместо этого он использовал иностранные займы, гарантированные государственным казначейством, два национальных государственных банка, управляемые правительством накопительные пенсионные фонды и национальную нефтяную компанию Petronas. Ни один из этих институтов не усилил экспортных требований по займам, и каждое по прошествии нескольких лет вынуждено было списать безнадежные долги на миллиарды долларов. А Bank Bumiputera, государственный инвестиционный банк, созданный в 1960-х гг., постоянно требовал финансовой помощи.

Типичная для Махатхира невнятная смесь экономического планирования в духе Северо-Восточной Азии с дерегулированием и приватизацией определяла его промышленную и финансовую политику. Точно так же как он сочетал новые государственные проекты «молодой промышленности» с приватизацией старых государственных предприятий, так он сочетал и государственную мобилизацию финансов для своих промышленных проектов с либерализацией других частей финансового сектора таким образом, что подрывал долговременные возможности государства по формированию развития. Особенно негативную роль сыграли финансовое дерегулирование и реформы, направленные на расширение местного фондового рынка.

Уже в самом начале своего президентства, когда он поддерживал такие проекты, как Perwaja и Proton, Махатхира убедили либерализировать процентные ставки. Государства Северо-Восточной Азии использовали потолки процентных ставок в ключевые периоды своего развития, поскольку, если банкам дать полную свободу начислять любые проценты, они перестанут кредитовать индустрию и вместо этого обратятся к потребительскому кредитованию. Именно это и случилось при Махатхире в Малайзии. После дерегулирования самым легким и привлекательным способом для банка выдавать займы под высокие проценты оказались ссуды для строительства объектов недвижимости и закладные. Как следствие, в секторе недвижимости доля банковского кредитования выросла примерно от одной пятой в конце 1970-х гг. до более одной трети в 1980-х гг.{453} Хотя предполагалось, что Малайзия находится на пути индустриализации, в ней на самом деле разразился бум строительства недвижимости. Куала-Лумпур с его не ко времени построенными роскошными высотками, резко контрастирует со столицей Тайваня Тайбэем, который в конце 1980-х все еще выглядел, согласно наблюдению Роберта Уэйда, как «помесь трущобного поселка с пересыльным лагерем»{454}. На Тайване финансовые ресурсы в подавляющей своей массе шли на нужды промышленности.