Этот шаг произвёл в городе эффект разорвавшейся бомбы. Те из работников милиции, кто служил закону и правде, а не начальству, зауважали Захара Петровича. Но не дремали и те, кому он прищемил хвост. В Москву полетели доносы и анонимки. Даже был делегирован в столицу один из ходоков от имени «обиженных» Измайловым искать заступничества у тех, кого щедро поили и кормили местные подхалимы. По Южноморску поползли слухи, что Измайлова вот-вот снимут и якобы уже есть замена строптивому прокурору. Захар Петрович не сдавался, более того, добился, что одних деятелей незаконной наживы привлекли к уголовной ответственности, других приструнили в партийном порядке, а третьим было предложено уйти со своего поста «по собственному желанию». Был разжалован и уволен из органов милиции начальник южноморского управления внутренних дел. Он лишился полковничьих погон. А ведь мечтал стать генералом, и, возможно, мечта его осуществилась бы, если бы не перестройка, ворвавшаяся во все сферы нашей жизни, а также настойчивость и принципиальная позиция Измайлова. В управлении поговаривали, что несостоявшийся генерал чудом избежал уголовного преследования. Перестройка перестройкой, но старое ещё не сдаёт всех своих позиций, и кое-кто помог бывшему начальнику горуправления остаться на плаву. Из Южноморска он, как говорится, слинял и где теперь обретался, неизвестно.

А Измайлов выстоял. Он совершенно не изменился, остался таким же педантом и строгим ревнителем законов.

Вот о чем вспомнил капитан Жур, возвращаясь из прокуратуры города в управление. Там его уже ждал один из потерпевших по делу Рундукова и Изголяева, пришедший немного раньше назначенного срока.

Допросив и отпустив его, старший оперуполномоченный уголовного розыска выглянул в коридор. На скамейке у дверей кабинета сидела Сторожук. Было ровно пять часов.

— Прошу, заходите, — пригласил её Жур.

Она робко вошла в комнату, села.

— Ну, здравствуйте, Ореста Митрофановна, — приветливо сказал капитан.

— Здравствуйте, — негромко ответила Сторожук, роясь в сумочке. Она достала платочек, аккуратно приложила к носику.

Виктор Павлович отметил про себя: скованна, чего-то боится, даже не хочет смотреть ему в глаза.

— Как отдыхается? — спросил Жур, чтобы как-то расположить к себе молодую женщину.

— Что? — вздрогнула она, ожидая, видимо, совсем другого вопроса.

— С погодой, говорю, везёт в этом году, — сказал капитан.

— Да-да, — поспешно согласилась Сторожук, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на старшего оперуполномоченного.

Жур поинтересовался, с какими достопримечательностями она успела ознакомиться в городе, ездила ли на озеро Рицу — природа там просто сказочная. Сторожук отвечала односложно — да и нет, её напряжённость не ослабевала. Разговорить Орысю капитану так и не удалось.

— Ну, хорошо, — решил он наконец приступить к главному. — Скажите, пожалуйста, какое ваше заявление правдивое — первое или второе?

— О чем вы? — глухо спросила Сторожук.

— О заявлениях по поводу кражи у вас денег.

— Господи, я же говорила, что не теряла. То есть у меня их не воровали… — сбивчиво стала объяснять она, и лицо её покрылось красными пятнами.

— Значит, деньги нашлись? — решил подыграть ей капитан. Он намеревался провести нехитрый психологический опыт.

— Нашлись, нашлись, — закивала Сторожук.

— Все, до копейки?

— Конечно.

— Знаете, моя мама любила говорить: самая большая радость, когда что-то потеряешь и найдёшь, — продолжал с улыбкой Виктор Павлович.

— Точно, — поддакнула молодая женщина.

— Ну что же, Ореста Митрофановна, чтобы больше не возвращаться к этому вопросу, вы покажете мне эти деньги. Идёт? — невинно попросил Жур.

Реакция была такой, какую ожидал капитан: Сторожук вконец растерялась, стала говорить, что этих денег у неё в настоящий момент нету, мол, часть дала кому-то в долг, истратила на покупки. Больше всего её почему-то страшила перспектива поездки с Журом к ней домой.

Виктор Павлович ознакомил Сторожук с показаниями Рундукова и Изголяева. Орыся стояла на своём.

Ничего не оставалось делать, как вызвать из изолятора временного содержания арестованных карманников. Сторожук они опознали сразу.

Такой сцены капитан Жур ещё не видел: преступники с пеной у рта доказывали, что обокрали потерпевшую, приводя при этом такие детали и подробности, что не поверить им было просто невозможно, а обворованный человек твердил, что никакой кражи не было.

Уж на что Рундуков был, видимо, тёртый калач, но и тот опешил.

— Ты что, чокнутая?! — вызверился он на сжавшуюся в комок, словно затравленную, женщину. — Пятьдесят кусков у тебя лишние, да?!

Орыся молила бога, чтобы все поскорее кончилось. Она чувствовала себя между молотом и наковальней: с одной стороны этот въедливый капитан, с другой — Скворцов-Шанявский, который ждёт её дома и весь исходит злобой и жёлчью.

— Гражданин начальник! — взмолился Рундуков. — Она что, издевается, падло?!

«Щипач» был на грани истерики. Старший оперуполномоченный спросил у Сторожук, с какой целью она отрицает факт кражи денег.

Нервы у Орыси не выдержали, и она разрыдалась. Жур отпустил потерпевшую.

Виктор Павлович терялся в догадках насчёт поведения Сторожук. Чего она боится? Конечно, неспроста она отказывается от таких денег. Мысль об этой странной истории не давала покоя капитану весь вечер.

А Орыся, возвратившись домой, попала, что говорится, из огня да в полымя. Профессор, дотошно расспросив, что и как было в милиции, закатил ей страшный скандал.

— Вот видишь, до чего довела твоя тупость! — заорал он напоследок и, хлопнув дверью, куда-то уехал.

Утром по дороге в управление Виктор Павлович отводил дочку в детский сад. Вот и сегодня после обычных напутствий жены отец с дочкой вышли из дома и влились в толпу спешивших на работу людей.

Жур любил эти утренние прогулки. Слушая неумолчный весёлый лепет маленького существа, он неспешно обдумывал загадки и сюрпризы, на которые так щедра была его работа. Этим утром капитан постоянно возвращался к событиям вчерашнего дня. А вернее — к допросу Сторожук.

По своему опыту оперуполномоченный уголовного розыска понимал: за этим скрывается что-то серьёзное. Но что? Обычно человек боится показать, что у него имеются деньги, если они добыты преступным путём. Честные рубли карман не жгут! Но Сторожук вроде и не опасается признать, что имеет такую большую сумму. Её пугает другое. И пугает очень сильно. Может, она в чем-то замешана? А если да, то в чем?

Виктор Павлович вспомнил её внешность, поведение. Приятная, красивая. В Сторожук было что-то простодушное и искреннее. Впрочем, Журу приходилось встречать совсем ещё юных девушек с открытыми наивно-детскими лицами, которые, однако, уже крепко погрязли в страшном пороке — проституции.